Валентин Новиков - Ущелье белых духов

Дед одну за другой вытаскивал пули из патронов своего карабина и досыпал порох.

Виталька стоял рядом и следил за его работой. Он знал, что дед досыпает в патроны порох, когда идёт на медведя. Обычный винтовочный заряд был слишком слаб. Пуля закипала в медвежьем сале, не пробивала его.

Но время охоты на медведя ещё не пришло, а дед готовил уйму патронов. И почему-то на этот раз не позволил Витальке помогать ему. Да и пороха сыпал больше, чем надо.

— На кого ты собираешься охотиться, дедушка? — спросил мальчик.

— Это на всякий случай, — неохотно ответил дед.

«Какой случай? — подумал Виталька. — Если на волка, то годятся обычные патроны. А он сыплет столько пороху, как будто собирается охотиться на слонов».

Давно уже Виталька догадывался, что у деда есть какая-то тайна. Зимой дед обычно охотился на соболя где-то далеко в горах. Всю зиму жил в горном лесу, в избушке. Возвращался весной и сдавал шкурки в заготконтору. Иногда ходил на медведя.

Летом охотился на сурка, а чаще был дома. Готовил к зиме лыжи, чинил капканы. Но каждое лето в конце июля он исчезал куда-то с вещевым мешком и карабином. Никому не говорил, куда идёт, но всякий раз готовил патроны, точно такие же, как сейчас, патроны, которые годились для охоты на слонов. Виталька знал, что дед уходил в Ущелье белых духов, но больше ничего не знал.

Ущелье белых духов было мрачным, диким и непроходимым. На дне его всегда клубился тяжёлый белый туман. И прямо из тумана поднимались голые скалы. Внизу, в тумане, бешено ревела невидимая вода и доносился гулкий стук камней. В ущелье было всегда сыро и холодно. Неизвестно, кто и когда назвал его Ущельем белых духов, неизвестно, проходил ли кто-нибудь его до конца, но говорили, будто оно ведёт к озеру, которое никогда не замерзает.

Однажды Виталька попросил деда взять его с собой в Ущелье белых духов. Тот сверху вниз посмотрев на внука и хмуро сказал:

— Не вздумай туда сунуться сам. Запомни мои слова. Запомни навсегда.

На этот раз дед попросил у Витальки палатку и рюкзак. Отпустил ремни, приладил их к своим массивным плечам и довольный улыбнулся в бороду:

— Работа — первый сорт. Тебе рюкзак пока не понадобится, хватит хлопот со щенком, а я недельки через две вернусь. — Он легонько похлопал внука по плечу.

— Дедушка, ты идёшь в Ущелье белых духов? — спросил Виталька.

— И что тебе далось это ущелье? — рассердился дед. — Ну, допустим…

— Там же ничего нет. Только скалы и туман. И потом… говорят, туда нет дороги.

— Может, я совсем не туда иду. — Возле глаз деда собрались весёлые морщинки. Он никогда не сердился долго. Вспыхнет и тут же отойдёт, глаза заблестят ласково и весело.

— Дедушка, а отчего это ущелье так называется? Какие могут быть духи? И почему белые?

— Раз назвали — стало быть, была причина. В лесах раньше водились лешие и ведьмы. Отчего бы и в горах не жить духам? Помню, когда я был такой же, как ты, полез однажды в Ведьмино болото. Думал, где-то там стоит избушка на курьих ножках. В те времена только и рассказов было, что про леших, домовых да покойников.

— И что ты видел на болоте?

— Ничего. Болото как болото. А вот в трясину угодил. Едва выбрался. Понимаешь, если место называется как-нибудь так, то там обязательно таится опасность. Не зря то болото назвали Ведьминым, не зря и это ущелье назвали… В таких местах ушами лучше не хлопать. Духов там, ясно, никаких нет, а вот туман всегда висит непроглядный, склоны почти отвесные, камни скользкие. Оступись и полетишь неизвестно куда.

— Старухи говорят, что из Ущелья белых духов нет пути назад, что все, кто туда ушёл, превратились в белые тени и бродят там среди скал.

— Кто этому сейчас верит? — усмехнулся дед. — Да и сами они, поди, не верят. Недавно я тоже слышал разговор, что некий телец объявился, собой черен, а на боку клеточки, как на такси. И выдумать-то ничего путём не умеют. Думают страху нагнать, а получается один смех. Вот раньше у нас среди охотников были мастера на выдумку. Такое расскажут, что потом всю ночь ворочаешься. Тогда здесь была глухая деревня, грамотных — раз-два и обчёлся, оттого и поверья всякие ходили, слухи. Охотились на оленей, медведей. Помню, я молодым с рогатиной ходил. Вот это, скажу тебе, охота. Ружья у нас были тогда шомпольные. С рогатиной ходили из лихости, вернее, по дурости. Не знали, куда силу девать. Дело это жуткое и опасное. Раз поддел я медведицу, да неудачно, не попал в сердце, она ревёт, у меня по рогатине и по рукам кровь, не знаю уж, как тогда хватило сил с ней сладить. Повалилась она, а к ней медвежонок ковыляет, вот такой. И подумал я тогда — зачем эта охота? Да и можно ли зверство называть охотой? В прошлом году, как я заседателем в суде был, судили одного браконьера. Ну, скажу я тебе, хоть мы и тёмными тогда были, но про такое зверство даже не слыхали. Разбойничал он с браунингом, пятизарядным автоматическим ружьём. Убивал маралов. Ты ведь знаешь, что такое панты — это молодые, покрытые шерстью рога марала или изюбря…