Сергей Жемайтис - Ребята с Голубиной пади

Если «Орел» стоял у причала, Левка с Колей обязательно забегали поделиться с дедушкой и Максимом Петровичем новостями. Старики горячо принимались обсуждать тревожные события. Они не верили, что войска «союзников» прибывают только затем, чтобы помочь навести в стране порядок.

— Они наведут порядок! — многозначительно говорил Максим Петрович. — Такой порядок наведут, какой в Китае устроили или в Африке! Они хотят из России свою колонию сделать!

Лука Лукич согласно кивал.

— Жалко, силы у нас еще маловато, — говорил он, — тряхнуть бы их как следует, по-морскому. Не о порядке они пекутся, а о своем кармане. Им наш хлеб нужен, наша рыба, лес, уголь, золото, — пояснял мальчикам шкипер, загибая узловатые пальцы.

Совсем неожиданно для мальчиков старики расценили и приезд в город чехословацкого корпуса.

— Надо с чехами тоже ухо востро держать! — сказал Максим Петрович. — В газетах пишут, что чехословаки заняли все города в Сибири. Мало у нас и без них хлопот!

— Которые к нам приехали, не будут против нас выступать, — уверенно заявил Левка. — Я с одним словаком разговаривал. Он говорит, что все они хотят домой поскорей добраться.

— Может, солдаты-то и хотят, да начальство по-другому думает, — веско произнес Лука Лукич.

…Как-то Левка проходил с Колей возле окон большого кафе на Светланской улице. Коля остановил Левку.

— Смотри, сколько буржуев, и откуда они только берутся? Прямо дыхнуть нельзя… А ты все «революция, революция»!

За огромным зеркальным стеклом возле столиков с мраморными крышками сидели какие-то мужчины в дорогих костюмах, красивые женщины. Они ели мороженое из серебряных вазочек и тянули через соломинку разноцветные искрящиеся прохладительные напитки.

Коля толкнул Левку локтем:

— Смотри-ка, видишь, кто там сидит? Вон прямо, возле окна…

За столиком у окна сидели Жирбеш в сером клетчатом костюме и полный японец в белой чесучовой рубашке. Они о чем-то с увлечением разговаривали, с усмешкой кивая в сторону улицы. Коля постучал в окно. А когда Жирбеш и японец вопросительно посмотрели на него, показал им язык.

Об этой встрече Левка вспомнил через несколько месяцев, когда перед ним вдруг вновь появились улыбающийся японец и хмурый Жирбеш.

…Экзаменов в этом году не было. Учащимся объявили, что всех перевели в следующий класс.

Повар Корецких, веселый дядюшка Ван Фу, всегда говорил Суну, когда у того выдавалась минутка свободного времени и он присаживался на порог кухни:

— Сун, ты похож на обезьяну, которая потеряла свой хвост и никак не может его найти.

Сун печально улыбался. Действительно, весь-то день-деньской он носится по дому, и несведущему человеку, конечно, могло показаться, что он потерял что-то и безуспешно ищет.

Вставал Сун зимой и летом в пять утра и до самого позднего вечера работал. Первым делом надо было вычистить всю обувь в доме, выставленную у дверей спален. Тут стояли, смотря по сезону, и огромные сапоги или ботинки самого хозяина, и туфли его жены из разноцветной кожи, и обувь гостей, которые, заигравшись допоздна в карты, оставались ночевать. Особенно много хлопот доставляли Суну и ботинки молодого барина, всегда очень грязные, и стоптанные туфли дальней родственницы хозяев, которая занимала в доме положение горничной, но всю свою работу сваливала на Суна.

Вычистив ботинки и расставив их снова у дверей спален, Сун вооружался тряпкой и начинал стирать пыль со столов, подоконников, картин, безделушек. Затем он сырой тряпкой протирал пол, застланный линолеумом, выбивал ковры и половики.

К семи часам дядюшка Ван Фу приготовлял завтрак. Услыхав первый удар часов в гостиной, Сун бежал на кухню, хватал поднос с кофейником, чашкой, бифштексом, шипевшим на горячей тарелке, накрывал все накрахмаленной салфеткой и с последним ударом часов заходил в кабинет к барину. Корецкий к этому времени уже выходил розовый и надушенный из ванной комнаты. На его лысине, словно приклеенные, лежали редкие, аккуратно расчесанные волоски.

Вот уже два года, как Сун каждое утро заходит в этот кабинет. Первое время барин бросал ему короткие замечания: «не так», «подвинь стол ближе к кожаному креслу», «почему вилка с правой стороны?» Сун скоро понял всю эту нехитрую премудрость, и барин совсем перестал с ним разговаривать. Сун знал, что этот человек с мягкой бородкой и холодными глазами смотрит на него так же, как на кожаный диван, резное кресло, красивый ковер с черными и красными узорами и что две японские вазы барин ценит значительно дороже, чем его, Суна.