Левка побледнел:
— Мой отец не ничтожный человек. Он лучший механик в порту.
— Что? Возражать мне?! Молчать! На место!
Левка закрыл книгу и сел за парту.
Жирбеш долго не мог успокоиться, он быстро ходил по классу, время от времени выкрикивая отрывистые фразы:
— Забылись!.. Палка им нужна, кнут, а не гимназия…
Наконец он остановился у кафедры и медленно опустил палец на раскрытый журнал.
Класс замер.
Жирбеш вызывал к доске «по жребию». Горе было тому гимназисту, на чью фамилию в припадке гнева опускался его костлявый палец с желтым ногтем: доставалось даже любимцам учителя.
— Остряков!
Левка встал и пошел к доске.
— Я бессилен против судьбы. Видимо, Немезида карает меня за грехи, вынуждая выслушивать ваши ответы. Но делать нечего. Расскажите нам… — Жирбеш нахмурился, придумывая, какой бы каверзный вопрос задать Острякову.
Взяв указку, Левка подошел к карте. Остряков ненавидел Жирбеша, но география была его самым любимым предметом.
Левка ждал.
Но Жирбеш, видимо, забыл о нем. Склонив голову набок, он прислушивался. С улицы, медленно нарастая, шел гул, словно с моря на город хлынули волны и, глухо урча, мчались по улицам. Гимназисты приподнялись на партах.
Наконец взгляд учителя остановился на окне. Оно было неплотно прикрыто.
— Почему не закрыто окно?
— Не закрывается, Петр Андреевич, — вскочил дежурный.
— Стоять весь урок! — приказал Жирбеш дежурному, а сам пошел к окну и стал изо всех сил давить на раму.
Окно не прикрывалось. Тогда он открыл его и с такой силой захлопнул, что на пол посыпались осколки стекол. И сразу за этим тревожным звоном в класс ворвались «Марсельеза» и торжественные голоса медных труб. Свежий ноябрьский ветер начал листать страницы журнала и загнул угол карты.
Несколько учеников подбежали к окну. Левка, все еще держа указку в руке, тоже выглянул из окна.
Внизу, заполнив всю улицу, плыли красные полотнища, желтели трубы оркестра, мелькали кепки, шапки, платки.
В знаменосцах, шедших за оркестром, Левка узнал отца и дедушку.
— Ура-а! — закричал Левка и тотчас почувствовал боль в плече и уловил противный запах пота и каких-то духов. Так пахло от племянника Жирбеша Игоря Корецкого — скаутского заправилы.
Корецкий и еще несколько скаутов оттащили Левку от окна.
— Прекрасно! Великолепно! Волчонок почуял приближение стаи! — Жирбеш желчно засмеялся и сказал Левке: — Можете идти к вашим. Туда! — Жирбеш вытянул руку к окну и вдруг пронзительно закричал: — Вон! Чтобы духу твоего здесь не было!
Левка стал поспешно укладывать книги в ранец. Подняв глаза, он заметил трусливую растерянность на лицах своих недругов.
«Испугались! Испугались! Теперь будет все по-другому!» — подумал он.
Левка вышел из класса и побежал по гулким коридорам гимназии.
— Ты куда, Орешек? — встретил Левку в раздевалке сторож.
Старик любил Левку. За независимый характер и частые стычки со скаутами он прозвал его Орешком.
— Скорей шинель, Иван Андреевич!
— Никак выгнали?
— Жирбеш…
— Пустяк все это, Орешек. Слышишь, как город заговорил? Шутка ли, рабочая власть утверждается. Запомни сегодняшний день. Орешек!
— Запомню!
— Ну беги, догоняй наших!
— До свидания, Иван Андреевич!
По улицам шли рабочие из портовых мастерских, матросы, грузчики. Поперек колонн на ветру упруго выгибались красные полотнища с надписями: «Вся власть Советам!», «Мир хижинам, война дворцам!»
Перегоняя демонстрантов, бежали ребята. На Китайской улице Левка встретил своего друга Колю Воробьева.
— Левка! Я думал, тебя не пустят. Ваша гимназия буржуйская! А наше ремесленное училище все здесь!
Левку окружили мальчики в рваных телогрейках, в матросских бушлатах с рукавами чуть не до земли.
— Пошли! — нетерпеливо рвался вперед Коля.
— Вот что, ребята. Идемте не кучкой, а по-настоящему, по-рабочему, как все, — предложил Левка.
— Строем?
— Да. Стройся по четверо. За мной!
Левка повел свой отряд между ротой солдат и колонной грузчиков.
— Гимназист, а молодец! — сказал кто-то из солдат. — Наш, видно, парень.
— Конечно, наш! С Голубинки! — ответил Коля.
Солдат, что похвалил Левку, прокашлялся и запел:
Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе…
Песню дружно подхватили солдаты, за ними грузчики, и она поплыла над колоннами демонстрантов.
Звонкие голоса мальчиков вплелись в густые, торжественные звуки боевой революционной песни.
Читать дальше