Г. Бюргер - Приключения Барона фон Мюнхгаузена

Я не люблю хвастать своими любовными приключениями. Поэтому, господа, я сейчас пожелаю вам всем приятного отдыха.

Покончив с рассказами о своих египетских приключениях, барон собрался было отправиться спать, но произошло это именно в тот момент, когда несколько ослабевшее внимание слушателей вновь было возбуждено при упоминании о гареме великого султана. Уж очень им хотелось услышать еще что-нибудь о гареме. Но так как барон решительно отказался продолжать разговор на эту тему, с другой же стороны, не желал огорчить своих веселых слушателей, осыпавших его просьбами, он решил позабавить их рассказами о своих необыкновенных слугах и так начал свое повествование:

— После моего путешествия в Египет я очень вырос в глазах великого султана. Его величество просто не мог жить без меня, и я ежедневно бывал приглашен и к обеду, и к ужину. Я должен признать, господа, что у турецкого султана стол был более изысканный, чем у любого другого владыки на земном шаре. Но относится эта похвала только к еде, а не к напиткам, ибо, как вам известно, закон Магомета возбраняет верующим употребление вина. Поэтому на официальных обедах в Турции нечего и думать о том, чтобы выпить стаканчик вина. Однако то, что не происходит публично, нередко проделывается втихомолку, и, невзирая на запрет, многие турки не хуже, чем почтенные немецкие прелаты, знают, что такое доброе вино. Так дело обстояло и с его турецким величеством. За парадным столом, к которому обычно, в качестве части жалования, бывал приглашен и генеральный суперинтендант, то есть муфтий, который перед едой читал молитву

«Очи всех…», а после еды — «Gratias» о вине не могло быть и речи. Но, когда поднимались из-за стола, для его величества в кабинете обычно уже стояла наготове бутылочка доброго вина. Однажды великий султан, дружески мне подмигнув, дал понять, чтобы я прошел за ним в кабинет. Когда мы там заперлись, он с таинственным видом достал из шкафчика бутылку.

— Мюнхгаузен, — произнес он, — я знаю, что вы, христиане, понимаете толк в бокале хорошего вина. У меня тут осталась еще бутылочка токайского. Такого чудесного вина вам, верно, еще никогда в жизни не приходилось пить.

С этими словами его величество налил мне, а затем и себе по бокалу, и мы чокнулись.

Ну, что вы на это скажете? Ну-ка! Не правда ли, чудо, а не вино!

— Винцо хорошее, ваше величество, — ответил я. — Но, с разрешения вашего величества, я все же должен сказать, что в Вене у покойного императора Карла Шестого мне приходилось пить во много раз лучшее. Черт возьми! Вот бы вашему величеству испробовать такого вина!

— Друг мой Мюнхгаузен, при всем уважении к вам не могу поверить, чтобы существовало токайское лучше этого! Я достал одну единственную бутылку этого вина у венгерского дворянина, который с трудом решился с ним расстаться.

— Чепуха, ваше величество! Токайское токайскому рознь. Господа венгерцы не так-то щедры. Держу пари, что ровно за час доставлю вам прямым путем и непосредственно из императорского погреба бутылку токайского, да еще какого!

— Мюнхгаузен, мне кажется, вы болтаете вздор!

Нет, я не болтаю вздора. Берусь за один час прямым путем из императорского погреба в Вене доставить вам бутылку токайского, и не такую кислятину, как это!

— Мюнхгаузен! Мюнхгаузен! Вы смеетесь надо мной, и этого я вам не позволю! Я знал вас до сих пор как человека необыкновенно правдивого, но сейчас я готов думать, что вы завираетесь.

— В чем же дело, ваше величество? Давайте попробуем. Не выполню я своего обещания — а я непримиримый враг всяческого вранья, — тогда, ваше величество,

прикажите отрубить мне голову. Ведь моя голова не кочерыжка какая-нибудь. Что же вы, ваше величество, против нее поставите?

— По рукам! Ловлю вас на слове! Если ровно в четыре часа токайское не будет доставлено, я не помилую вас, и это будет вам стоить головы. Смеяться над собой я не позволю даже лучшим моим друзьям. Если же вы свое обещание выполните, вы можете взять из моего казначейства столько золота, серебра, жемчуга й драгоценных камней, сколько в силах унести самый большой силач.