Джон Парк Дэвис - Рубиновый Ключ

– Я нашёл работу в городе, – продолжил папа. – И мы отправили в школу, расположенную в конце улицы, твои документы. Они знают, что ты обучалась на дому, поэтому хотят, чтобы ты сдала пару-тройку тестов, подтверждающих твой уровень. Но не волнуйся, ты справишься. Рядом находится хорошая клиника, и врач уже заверила нас, что немного стабильности – и твоя мама быстро придёт в норму. А пока ей нужно как можно меньше волноваться, поэтому какое-то время никаких переездов.

Слова папы оглушили Маррилл.

– Дом? Школа? Но…

Они никогда раньше нигде не обустраивались. Сколько Маррилл себя помнила, они ни разу не жили нигде дольше полугода, и то это было, когда мама заболела в первый раз. Родители всегда твердили, что не хотят быть привязанными к одному месту. Маррилл очень хорошо их понимала.

Дом означал постоянство. Он означал жизнь в одном месте. Больше никаких приключений.

И всё это означало, что мама была серьёзно больна.

Не произнеся больше ни слова, девочка отвернулась и выбежала из кухни, глотая слёзы. Карнелиус спрыгнул со стола, смахнув с него стопку бумаг, и заторопился следом.

В своей комнате Маррилл посмотрела на собранный ею коллаж на стене из рисунков и маминых фотографий со всех концов света: папа, делающий вид, будто он поддерживает Пизанскую башню; семилетняя Маррилл, поднимающаяся верхом на козле на гору в дождевом лесу Индонезии; набросок мамы (вомбат с детёнышем), она нарисовала его в Австралии.

Но больше всего Маррилл любила снимок, на котором они с мамой, держась за руки, прыгают с обрыва навстречу прозрачной голубой воде. Она помнила это так ясно, будто это происходило прямо сейчас. Маррилл смотрела тогда на такую далёкую воду внизу и умирала от страха. Но мама шепнула ей на ухо, что всё будет хорошо, будет здорово, и она уже не так сильно боялась. И мама оказалась права: вышло так здорово!

Она почувствовала, как на её плечо опустилась рука.

– Вода в тот день была ледяной, – тихо засмеялась мама, прекрасно зная, на какой снимок смотрит Маррилл. Она всегда знала, о чём Маррилл думает, всегда знала, что нужно сказать или сделать.

Слёзы, что Маррилл едва сумела побороть, опять грозили сорваться с ресниц.

– Мне было так страшно.

– Но ты спрыгнула. – Мама сжала её плечо. – Какие-то вещи могут поначалу пугать. Но часто именно в них заключается бесценный опыт.

Маррилл повернулась к маме, но не подняла глаз от рук, теребящих край футболки. Вся подавляемая тревога разом хлынула наружу:

– Но теперь всё изменится. Теперь всё будет не так, как раньше, – мы больше не сможем всем этим заниматься.

Мама присела на корточки перед ней, зажала лицо Маррилл между ладонями и притянула к себе. Из глаз Маррилл катились горячие слёзы, но мама вытерла их подушечкой большого пальца.

– Это лишь значит, что нам какое-то время придётся быть немного осторожнее, милая, вот и всё. Обещаю тебе, в будущем тебя ждёт ещё множество приключений. Со мной или без меня.

У Маррилл внутри всё сжалось.

– Но я не хочу без тебя! И зачем мне? Вы с папой сказали, что ты будешь в порядке!

– Я буду, – сказала мама и поцеловала её в лоб. – Я планирую задержаться здесь ещё надолго. – Она улыбнулась той особой ласковой улыбкой, что всегда согревала Маррилл. – А пока тебе придётся отправиться на поиски приключений без меня и потом в подробностях мне о них рассказать. Договорились?

Маррилл, шмыгнув носом, кивнула. Мама обняла её, после чего встала.

– Может, в Фениксе окажется не так уж плохо, – сказала она, остановившись в дверном проёме. – Помни, в любой новой ситуации у тебя всегда есть два пути: ты можешь убежать или прыгнуть в неё с головой. – Она снова улыбнулась, на этот раз мягче. – Тебе может понравиться жизнь обычного ребёнка, просто попробуй.

И она ушла.

Оставшись одна, Маррилл посмотрела на улегшегося на краю кровати Карнелиуса.

– Я не хочу быть обычным ребёнком, – пробормотала она.

По горлу будто поднялась горячая волна, и Маррилл сглотнула в попытке её подавить. Все чувства и эмоции спутались: страх за маму, волнение из-за будущего, разочарование из-за необходимости забыть о следующем приключении, вина за собственные переживания (ведь сейчас она должна думать только о маме).

Комната вдруг показалась Маррилл клеткой, ей необходимо было отсюда выбраться. Она торопливо застегнула на коте шлейку, крикнула родителям, что идёт погулять, и, не дожидаясь ответа, выскочила на улицу. Карнелиус бежал рядом, щуря единственный глаз на яркое пустынное солнце.