Юрий Ситников - Город, которого нет

***

Сказать честно, я совсем не сознавал, что нахожусь в другом измерении, или как выразился Левка, не в нашем мире. Для понимания и принятия новой действительности необходимо время. У Левки оно было – целый месяц – вот уж кто сполна ощутил на себе весь ужас безвыходного положения. Не завидую я ему, прожить тридцать дней неизвестно где, терзаться с утра до вечера мыслью о возвращении – что может быть хуже.

Пройдясь по комнате, я сел на подоконник. Немного напрягало, что Левка не захотел посвятить меня в свой план. Не доверяет? Боится, что я подведу? Выдам его? Чудак. Кому я могу проболтаться, да и зачем мне открывать рот, если мы с Левкой находимся в одной лодке.

Как медленно ползет время. Сижу на подоконнике всего десять минут, а кажется, просидел полдня. Нет, надо чем-то себя занять, отвлечься.

Я попытался включить компьютер Бориса, но система потребовала ввести пароль. Пароль мне неизвестен, комп пришлось выключить.

Внезапно в голову пришла совсем уж неудачная мысль (а не навести ли порядок в Борькиной комнате), но за неимением другой, я воспринял её на ура.

Бардак у Бориса был капитальный. В своей комнате я тоже не часто навожу порядок, но Борька определенно меня переплюнул.

Через полтора часа я сел на край кровати. Осмотрелся. Вроде неплохо. Когда Борька вернется, свою комнату не узнает. Может, оставить ему сообщение? А что, звучит: письмо из параллельного мира.

Достав из ящика лист бумаги и ручку, я сел за стол и задумался. Никогда не умел писать письма, по-моему, это самое бесполезное и скучное занятие из всех, которые можно придумать. Что писать, как писать, о чем писать? Темный лес.

Прошло минут пятнадцать, а я только и вывел пару скудных строк:

«Привет Борис. Пишет тебе Слава. Мы незнакомы, но…».

Какая чушь! Самому противно. Скомкав листок, я швырнул его на пол (начало новому бардаку было положено), взял чистый лист и стал обкусывать ручку. С улицы послышался голос мамы, она звала Никитку домой. Пришло время полдника. Сейчас и ко мне поднимется. Блин, а я ничего не написал. После слов приветствия наступает ступор, в голове такой туман, что мысли, путаясь, создают жуткую неразбериху.

Заскрипела лестница. Я напрягся. А, ладно, фиг с ним, с письмом. Обойдется Борька.

Опустилась дверная ручка, затем послышался стук.

– Борис, ты чего закрылся?

– Сейчас открою.

Убрав ручку в стол, я щелкнул замком, пропустив маму в комнату.

– Порядок навел?

– Типа того.

Мама была довольна.

– Молодец! Теперь бы пару недель комната в таком виде продержалась.

– Нереально.

– Думаешь? А вдруг Борь?

– Ты требуешь невозможного.

Мама улыбнулась.

– Спускайся вниз. Перекуси.

– А что у нас из вкусненького есть? – спросил я, опасаясь встречаться с мамой взглядом. Это ведь не моя мама, точнее, моя, если судить по чисто внешнему виду, но на самом деле моей она не является. Во как загнул, сам запутался.

– Испекла творожную запеканку.

Терпеть не могу запеканку, а на творог у меня аллергия.

– Твою любимую, – добавила мама.

Вот и первое отличие от Борьки. Он обожает творожную запеканку, меня же от неё воротит.

К запеканке я не притронулся, пришлось соврать, что внезапно разболелся зуб, зато с удовольствием выпил чай и украдкой положил в карман несколько шоколадных конфет.

На втором этаже я вновь погрузился в ожидание. Часы тикали, время продвигалось вперед и вскоре раскаленный диск солнца медленно, но верно начал стремиться к горизонту.

…В половине двенадцатого я осторожно открыл дверь, высунул голову в коридор, прислушался. Тишина. Никитка давно спал, родители, судя по всему, тоже. Время шло. Осталось тридцать минут. Даже не знаю, это много или мало? Волнение нарастало, дыхание сделалось прерывистым, мокрые ладони слегка подрагивали. Никогда мне не приходилось так нервничать, никогда моя судьба не висела на волоске. Я не преувеличиваю. Положение на самом деле очень серьезное. Если удача будет благоволить и нам с Левкой удастся вернуться к себе, я сочту это за чудо; если же его план с треском провалится… Страшно представить, во что превратиться моя жизнь в новых реалиях. Я не хочу оставаться здесь, я не должен оставаться здесь!

Без двадцати двенадцать я снова высунулся в коридор. Пора.

Осторожно спускаясь по скрипучей лестнице (теперь я убедился, лестницы в домах скрипят в любых измерениях), я пересек прихожую и бесшумно открыл входную дверь.

В груди клокотало, в голове шумело, в глазах рябило.