Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт в Антарктиду

Солнышкин скатился к умывальнику и, пока спала команда, усердно оттирал краску.

Когда захлопали двери кают, он вышел в коридор.

У машинного отделения Бурун показывал Федькину и Петькину то на потолок, то на палубу, к которой примагнитились его колодки, и рассказывал приключившуюся с ним историю.

— Неужели во сне? — спрашивал Петькин.

— Сам удивляюсь! — говорил боцман.

— А Солнышкин? — поинтересовался Федькин.

— Солнышкин! — воскликнул Бурун. — Да он спал, как килька в банке!

Солнышкин был доволен. Он сдерживал смех и думал, что бы сделать ещё такое — неожиданное и приятное.

— Ха-ха! — хлопнул он себя по лбу и посмотрел на каюту Робинзона. — Пока старик моется, наведу у него порядок! — Он взялся за ручку, но кто-то тронул его за плечо.

Доброе утро, Солнышкин! — За спиной у него стояла Марина и приглаживала свою причёску.

— Доброе утро! — сказал Солнышкин и сунул руку в карман.

— Ну, что ж ты стал? — улыбнулась Марина. — Ведь вместе будет быстрей!

— Быстрей! — кивнул Солнышкин и приоткрыл дверь. В лицо ему едва не порхнуло полотенце,

В каюте было ветрено и свежо. Робинзон любил песни морского ветра — и иллюминатор был распахнут настежь. Койка была строго заправлена, и от зари уголок подушки светился, будто ломтик арбуза.

— Морской порядок! — сказал Солнышкин. — И хозяина уже нет.

— А хозяин смотрит, скоро ли появится Антарктида, — сказала Марина, выглянув в иллюминатор.

Робинзон стоял на палубе у борта и смотрел в подзорную трубу, будто искал что-то на горизонте.

— Ну, до Антарктиды далеко! — возразил Солнышкин. — Впереди ещё Жюлькипур!

— Далеко, а кое-кто к встрече с ней готовится сейчас. Вон у Пионерчикова вся каюта завалена книгами про Антарктиду, — сказала Марина. — Правда, нам это ни к чему. Мы ведь новые земли открывать не собираемся. Нам бы доставить груз — и домой.

Но Солнышкин возмущённо нахмурился: ничего себе! Штурману Пионерчикову книги к чему, а Солнышкину ни к чему? Пионерчиков пусть собирается открывать новые земли, а Солнышкин нет? Дудки! Сегодня же он перечитает всё об Антарктиде. Всё, что только есть на судне! И ещё посмотрим, кто откроет больше!

Минуты и секунды не шли, а летели, как брызги из шланга. Полдня Солнышкин то и дело бегал мимо книжного шкафа, в котором стояли тяжёлые тома энциклопедии.

И не успел кончиться ужин, а Солнышкин, пыхтя, притащил в каюту столько книг об Антарктиде, что Перчиков поёжился как от холода.

— Ты это что? — спросил он, оторвавшись от радиоприёмника.

Но Солнышкин плюхнулся на койку и открыл том, на боку которого золотом была оттиснута яркая буква «А». Через секунду он уже не слышал ни рокота волн, ни гула машины. Солнышкин шагал по сверкающей Антарктиде среди льдов и пингвинов, и перед ним открывались новые земли. Земля Перчикова. Земля Робинзона. Названия старых земель ему тоже нравились не все. Подумаешь, Земля Королевы Мод! Уж лучше бы Земля Марины! Никакая королева туда и носа не показывала, а Марина плывёт к настоящей Антарктиде на настоящем пароходе!

— Послушай, Солнышкин, нельзя ли потише? — сказал вдруг Перчиков, зашмыгав носом.

Под пальцами Солнышкина так летали страницы, что у Перчикова от ветра начался насморк. Солнышкин на минуту остановился, потом махнул рукой и сказал удивлённому радисту:

— Нужно закаляться, Перчиков! Впереди Антарктида!

Затем он встал, захлопнул книгу и направился к шлюпочной палубе. Там у шлюпки лежали два увесистых болта, с которыми Солнышкин упражнялся каждое утро. Правда, Перчиков под насторожёнными взглядами Буруна то и дело язвительно замечал: «Ты бы прихватил что-нибудь потяжелее! Ну хотя бы боцманский якорь!» Но Солнышкин не обращал на это внимания. Он поднимал болты, бицепсы наливались под кожей, играли, как крупные антоновки, горячий ветер обдавал грудь, а сердце выстукивало: «Так держать, Солнышкин!» Но сейчас Солнышкин вдруг изменил курс: на корме к шуму волн примешивался быстрый лёгкий стук. Это у камбуза заядлые игроки начинали игру в домино.

Артельщик парохода «Даёшь!» лежал на койке и довольно хихикал. Пароход приближался к Жюлькипуру, покачивая боками, словно их щекотала тёплая тропическая вода. Но Стёпке казалось, что палуба подпрыгивает вместе с ним от восторга: тысяча топазов, тысяча алмазов, тысяча рубинов!

В руках артельщик держал потрёпанную книжку. Обложки у неё не было, первых страниц тоже. Но Стёпке они были совершенно ни к чему. Зато в тысяча первый раз он перечитывал одну и ту же страницу, и каждая буква на ней подмигивала ему, как драгоценный камень, а каждое слово позвякивало, как горсть золота.