Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт в Антарктиду

Сам Бурун на коленках ползал по коридору с лупой в руке и приглядывался к палубе, высматривая царапины. У машинного отделения он чуть не прилип к палубе носом. Прямо перед ним краснело пятно с целый пятак, а рядом ржавели несколько закорючек вроде запятых. Красить, немедленно красить!

Бурун крикнул:

— Солнышкин! — и поднял вверх глаза.

Солнышкин стоял перед ним. Он ждал любого, самого отчаянного приказа. И Бурун приказал:

— Спать!

Этого Солнышкин не ожидал.

— Ты что, боцман? — удивился Солнышкин. Раньше он не замечал за Буруном любви к шуткам.

— Спать! — сказал Бурун и вскинул брови. — Сейчас спать, а ночью красить. Чтоб не топтали. Раскатаем под зелень. — И боцман улыбнулся. — Как в цирке!

Старый Бурун скучал по своим медведикам, которых оставили в Океанске. Ему всюду мерещился цирк, и, если бы мог, он превратил бы в цирковую арену весь пароход.

Боцман приготовил ведро краски и пошёл в каюту, засыпая уже на ходу…

Солнышкин тоже прилёг. Приказ! Но ему не спалось. Запахи краски кружили голову. Он видел, как из его рук выплывают разноцветные корабли и, поводя боками, идут к Антарктиде.

Наконец за иллюминатором потемнело. В небе покачнулась звезда, за ней вторая, третья. И скоро тысячи звёзд приплясывали над огоньками парохода.

На палубе смолкли разговоры. Сделав обход, захлопнул дверь лазарета доктор Челкашкин. Взялся за ключ рации лучший друг Солнышкина радист Перчиков. И как только наверху затихла последняя песня Федькина, Солнышкин бросился в красилку.

Ведро было полнёхоньким. Солнышкин три раза отдыхал, оглядываясь по сторонам. Но через несколько минут он уже макал кисть в ведро и размазывал краску по палубе.

«Пусть старый поспит подольше, и всё будет как в цирке!» —думал Солнышкин.

Палуба становилась ярко-зелёной.

— Как ковёр! — говорил Солнышкин и добавлял: — И как мокрая трава в тайге.

Палуба зеленела, словно луг после дождя. Не хватало только пения лягушек.

Солнышкин водил из стороны в сторону языком и быстро пятился. Он оглянулся только тогда, когда его пятки упёрлись во что-то твёрдое. Сзади был трап! Солнышкин выплеснул на палубу остатки краски, растёр её и, выйдя из коридора, довольный присел на краешек трюма.

Выходила луна. Влажный ночной ветер дул ему в лицо, и Солнышкин, усмехнувшись: «Всё, как в цирке», тихо опустил голову…

Он дремал наверху, боцман похрапывал в каюте.

Сквозь сон до боцмана донеслись нежные запахи краски. Бархатной, зелёной! Рука боцмана сползла с одеяла и от лёгкой качки двигалась влево-вправо, влево-вправо.

«Хорошо получается! — думал боцман. — Очень хорошо!»

Ему снилось, что это он сжимает кисть и красит коридор. Но рука ударилась о край койки, и боцман вскочил: а ведь и в самом деле пора красить!

Бурун нащупал ногами деревянные колодки, сощурил спросонья глаза и шагнул в коридор.

Он хотел повернуться и идти направо, но его ноги не сдвинулись с места. Он попробовал оторвать их от пола, они не поднимались. Колодки намертво приросли к палубе.

Ошарашенный Бурун вылетел из колодок, ухватился за фонарную решётку и, боясь опустить ноги, словно летучая мышь, повис под потолком. Пароходик подбросило.

— Кажется, начинает покачивать, — заметил в рубке молодой штурман Безветриков, по прозвищу «Тютелька в тютельку», который любил необыкновенную точность. — Полбалла есть!

— Да, вы правы: на балл меньше или на балл больше! — согласился штурман Ветерков, по прозванию «Милей больше, милей меньше!».

— Магнитит! — рассуждал боцман, качаясь взад и вперёд.

В это время сбоку открылась дверь машинного отделения.

— Ты что это раскачиваешь судно? — удивился машинист Мишкин.

— Магнитит! —показал глазами на палубу Бурун.

Да ну? — ещё больше удивился Мишкин. Он нагнулся, приложил к палубе большой палец, и на нём оттиснулся толстый слой краски. «Магнитит», — усмехнулся Мишкин и закрыл дверь.

Бурун косо посмотрел вниз, приподнял пятку, припомнил свой сон… Потом раскачался и, разжав пальцы, пролетел через весь коридор. Он ещё раз осмотрел палубу и опустился на ступеньки. А в десяти шагах от коридора, на краешке трюма, дремал Солнышкин. Над ним светили южные звёзды, а из его рук всё уходили к Антарктиде цветные корабли.

Солнышкин проснулся оттого, что кто-то больно ухватил его за щеку и тянул неизвестно куда. Он размахнулся — и завертелся от боли. К щеке присохла кисть, которую он дёргал то вниз, то вверх.