Владислав Крапивин - Почему такое имя?

Сергей неожиданно задремал. Когда он проснулся, то увидел, что ночь посветлела. Снова проступили очертания гор, начинался синий рассвет.

Мальчик спал, завернувшись в телогрейку. Он сразу проснулся, как только Сергей поднялся на ноги.

– Эй, внук, – донёсся вдруг из мазанки стариковский голос, – лампу задул? А то я сегодня рано встаю.

Мальчик вскочил. Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.

– Мне пора… Спасибо за огонёк, товарищ.

Мальчик смущённо подал маленькую ладонь и покосился на лампу. Она всё ещё горела неподвижным жёлтым огнём.

– Как тебя зовут? – спросил Сергей.

– Антон.

– Ну, будь здоров…

Сергей пришёл на свой стан, когда первые лучи уже пробивались между облаками и каменистой грядой. В это же время подъехал на мохнатой лошадке хакас-почтальон.

– Телеграмма есть! – крикнул он. – Кто товарищ Калунов?

– Калинов, – сказал Сергей, и побледнел. – Это я.

Он рванул телеграмму и почитал первый раз быстро и тревожно, второй – медленно и с улыбкой. В телеграмме говорилось, что жена Сергея родила сына. Она спрашивала, какое дать ему имя.

– Дай коня! – закричал Сергей. – Пожалуйста, дай. Съезжу на телеграф!

– Что ты! – воскликнул почтальон. – Не могу. Ответ пиши.

И Сергей торопливо начал писать: «Поздравляю сыном Антоном родная…»

Так появился на свете ещё один Антон.

– А что дальше? – спросил Тоник.

– Всё. Конец.

Тоник, не оборачиваясь, пожал плечами и протянул:

– Ну-у… Я думал, что-нибудь интересное.

– Что поделаешь… – сказал папа.

Тоник молчал. Он приклонил голову к нагретому солнцем косяку и крепко зажмурил глаза. Ему хотелось представить, какая бывает темнота в степи, когда опускается августовская ночь.

И ещё Тонику вдруг стало обидно, что ему никогда не приходилось зажечь огонёк, который бы помог кому-нибудь.

Когда стемнело, он украдкой взял свой фонарик и вышел на улицу. В переулке горела на столбе лампочка и светились окна. За рекой переливалась целая тысяча огней. Красные и зелёные огни горел у причалов, где стояли буксиры, катера и самоходки. Далёкий самолёт пронёс над городом три цветные сигнальные лампочки… У каждого был свой огонёк, и никому, видно, не нужен был фонарик мальчишки.

И вдруг сразу исчезли все огоньки, потому что глаза Тоника закрыли чьи-то маленькие тёплые ладони. Тоник мотнул головой и сердито обернулся. Рядом стояли Римка и маленький Петька, и в руках у Римки был небольшой узелок.

– А мы картошку печь будем, – сказал Петька. Тоник толкнул ногой с обрыва обломок кирпича и слушал, как он, падая, шуршит в бурьяне.

– Ну и пеките, – ответил Тоник.

– Антон-горемыка, – вздохнула Римка. – Ты, что, сильно тогда брякнулся, да?

– Тебе бы так, – сказал Тоник.

Римка покачала узелком.

– Мы на костре будем картошку печь. Из сухой травы огонь разведём.

– Из травы! Там щепки есть на берегу…

– А тебя отпустят? – спросила Римка.

– Маленький я, что ли…

Они уже стали спускаться по тропинке, когда Тоник всё-таки решил спросить:

– А он чего не пошёл?

– Тимка-то? Дома его нет, – объяснил Петька.

– Мы проходили мимо, – сказал Римка, – да у него в окне темно. Может, спит уже.

– Ну и что же, что темно, – пробормотал Тоник. Он подумал, что, наверное, Тимка лежит на кровати и смотрит в синее окно на далёкие заречные огоньки. Всё-таки плохо, если поссоришься, да ещё зря.

– Может, он и дома, – вздохнула Римка. – Вы не помирились, да?

– Мириться ещё… – сказал Тоник. Он остановился, подумал немного и полез наверх.

Скоро все трое были у Тимкиного дома.

– Постучи в окно, – велел Тоник Петьке.

– Ну да, – сказал Петька. – Лезьте сами. Там крапива в палисаднике во какая.

Тогда Тоник вытащил из кармана фонарик. Он включил его и так повернул стекло, что свет падал узким лучом. Тоник направил луч в окошко и стал нажимать кнопку: три вспышки и перерыв, три вспышки и перерыв…

Свет жёлтым кружком ложится на занавеску за стеклом и золотил листья герани на подоконнике.

И вот, наконец, ярко вспыхнуло в ответ Тимкино окно.

О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал ещё в коридоре. На вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на полу лежал брезентовый тюк и стоял большой потёртый чемодан.

Тоник всегда радовался гостям. Но сегодня ни гость, ни даже мысль о том, что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника. Поэтому он равнодушно поздоровался с высоким лысоватым человеком в сером свитере и даже не стал никого спрашивать, кто этот человек, и зачем приехал.