Георгий Краснов - Операция «Сломанная трубка»

Никон, читавший быстрей приятеля, вдруг ткнул пальцем в конец письма:

— Кестюк!.. Прочти-ка, что тут написано…

Маюк писала, что недавно она ходила с девчонками в поле собирать колоски. Под вечер, когда уже собирались идти домой, к ним вместе с учителем пришел высокий седой старик. Он поблагодарил пионеров за их работу, сказал, что живет недалеко, в соседнем районе, а потом начал рассказывать о революции. Этот старик, оказывается, в семнадцатом году был заряжающим на крейсере «Аврора»! «Мы слушали его, разинув рты. Знаете, как он интересно рассказывал! Вот вам бы самим послушать», — писала Маюк.

Ребята переглянулись.

— Заряжающий «Авроры»!

— Чуваш!

— Никон, сейчас же садись и пиши Маюк письмо! Пусть поточней узнает, откуда появился старик, где живет. Если в самом деле недалеко, пусть с ним встретится, расспросит…

Никон нагнулся к своему портфелю, вытащил чистую тетрадь.

Но не такое, оказывается, легкое это дело — написать письмо Маюк. Они скомкали несколько листов, пока сочинили небольшое письмецо. В нем они просили Маюк узнать от старика, откуда он к ним переехал. Если у него были сыновья, то не звали ли одного из них Аркадием? Не учился ли сын в пединституте и не ушел ли со второго курса на фронт добровольцем? Написали также: если понадобится, можно сказать старику, что им интересуются красные следопыты. Попросили Маюк отложить все свои дела и во что бы то ни стало найти заряжающего с «Авроры». Потом передали привет от всех ребят — участников операции «Сломанная трубка» — и подписались.

Ехать к Ядвиге Стефановне опять пришлось втроем. Только они направились к автобусной остановке, как на крыльцо своего дома выскочила Илемби.

— Эй, куда это вы?

— Да так… В город вот решили съездить…

Ребята понимали, что от нее все равно не отделаешься, остановились. Но пока Илемби добежала до них, успели перекинуться двумя словами.

— Пока ничего не говори об авроровце, — сказал Кестюк.

— Ладно.

— Потом скажем, когда Маюк ответ пришлет.

— Хорошо…

Между тем Илемби уже сыпала вопросы, не переводя дыхания:

— Ну, что случилось? Есть новости? Говорите скорее!

Никон вместо ответа протянул ей письмо от польских ребят. Илемби сразу же поняла, в чем дело.

— К Ядвиге Стефановне, да? Я с вами. Подождите, я мигом. Только денег возьму…

И через две минуты она уже бежала обратно, позвякивая мелочью в кармашке платья.

Сели в автобус. Никон, как обычно на людях, помалкивал, зато Илемби, словно поддразнивая Кестюка, без умолку тараторила о том, что увидели и услышали они вчера в пединституте. И тут же принялась успокаивать его:

— Ничего, не расстраивайся. В этом адресном бюро волшебники работают. Моему отцу враз отыскали адрес врача, который лечил его в госпитале. И Мусимыча тоже найдут, вот увидишь!

Ребята переглянулись, промолчали. Так и не догадалась Илемби, что они что-то скрывают от нее.

На этот раз Ядвига Стефановна оказалась дома.

— А-а, следопыты! — сказала улыбаясь и повела их в комнату. — Я уж подумывала, вы совсем про меня забыли.

— Не-ет, не забыли, — ответила Илемби, чувствовавшая себя здесь как дома.

— Ну и хорошо, детки. Очень хорошо. Как у вас идут дела? Узнали что-нибудь новое? Вы уж от меня ничего не скрывайте, мне ведь это так же интересно, как и вам.

Никон подал ей письмо.

— Вот, получили… Но опять по-польски…

Ядвига Стефановна усадила ребят, как и тогда, на мягкий диван. Потом взяла с круглого столика очки, вынула из конверта письмо и принялась читать. Вдруг она нахмурилась, прошептала:

— Ох, ребята, нерадостные вести…

Наконец она оторвалась от письма.

— Что они пишут, Ядвига Стефановна?

— Наш А. Мусимов тоже погиб вместе с другими партизанами…

— Погиб?

— Да.

— А как они узнали?

— Помните, польские ребята писали, что только на два своих письма не получили ответа? Так вот, на одно из них отозвался живой участник того страшного боя.

— Ну-у?!

Ядвига Стефановна сняла очки.

— Этого чудом спасшегося партизана зовут Юзеф Ендрихо́вский. Сейчас он живет на севере Польши. На вопрос ребят, кого из партизан он помнит, Ендриховский написал и про Мусимова. Звали его в отряде по-разному: одни — Арка́й, другие — Аркаша.

— Все правильно, Аркай — по-чувашски, Аркадий — по-русски, — как бы про себя заметил Никон.

— Ну, давайте слушать дальше, — прервала его Илемби.

Далее в письме сообщалось: Мусимов не был поляком. Он был советским солдатом, сбежавшим из концлагеря. Но не был он и русским.