Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта (Художник Г. Алимов)

Димка, по мальчишечьей примете, подумал: «К деньгам тянется!»

И хотя эта примета чаще всего оказывалась неверной, он повеселел. Собака подошла к реке, высунула длинный красный язык, полакала воды и остановилась, не зная, чем заняться. Посмотрела на Димку, потом вверх по реке и вдруг залаяла. Димка тоже посмотрел в ту сторону.

С верховьев быстро шла оморочка.

Димка поднес ладонь к глазам. Яркий свет солнца мешал ему рассмотреть, кто едет. Но оморочка быстро приближалась и скоро остановилась около Димки.

В ней сидел странный человек.

Короткий халат его был весь расшит шелковым шитьем. Красивый узор вился на плечах, воротнике, груди, на манжетах. Голову покрывал полотняный убор. Его увенчивала также расшитая малюсенькая шапочка с беличьим хвостом.

Лицо у человека было смуглое, с маленькими черными глазками. Не будь этих живых, острых, все замечающих, чуть прищуренных глаз — лицо человека казалось бы высеченным из камня. Широкие скулы, короткий нос с раздувающимися ноздрями, большой покатый лоб, крупные зубы, крепкий большой рот и решительный подбородок сообщали этому лицу выражение силы и какой-то задумчивости.

Димка, точно завороженный, смотрел на человека, не веря своим глазам. «Индеец!» — мелькнула у него мысль.

Розовые блики от воды играли на лице этого странного человека. Он вдруг улыбнулся, заметив изумление, написанное на лице мальчика.

— Эй, спичка есть-нету? — спросил человек.

Димка так растерялся, что промолчал.

Тот опять спросил:

— Тебе что, язык нету, а?

Он сильным ударом весла выгнал оморочку на берег, вылез, перевернул ее. Затем взвалил на плечи свой мешок и пошел по берегу. Собака зарычала. Но, должно быть учуяв что-то вкусное в мешке незнакомца, завиляла вдруг хвостом и пошла за ним следом.

Человек направился в поселок. Ступал он по земле легко. На ногах у него были красивые унты из оленьей кожи, на расшитом косточками поясе висели кисет и нож. Длинная трубка была заткнута за пояс.

Никогда в жизни Димке не приходилось видеть так нарядно одетого мужчину. Димка невольно посмотрел вверх по реке, откуда приплыл человек. Значит, там живут эти удивительные люди!

Между тем приехавший подошел к дому Пундыков и громко постучал в окно.

— Эй, Пундыка! Софрон приехал! Открывай дверь! — закричал он.

На лице Димки выразилось крайнее изумление.

Софрон! Значит, это тот самый ороч, к которому собирался ехать Савелий Петрович?

В доме Пундыка хлопнула дверь, и Софрон исчез, славно его и не было вовсе. Собака села возле двери и стала терпеливо ждать, неизвестно на что надеясь. А Димка, огорченный, поплелся домой. Он никак не мог простить себе, что упустил такой случай познакомиться со знаменитым охотником Софроном.

Вдруг из дома Пундыков выскочил Шурка. Протирая глаза, он бросился к Димке:

— Слышь, Бисанка приехал! Приходи — посмотришь.

— А я уже его видел.

— Да ну?

— Вот тебе и «ну»! Мы с ним разговаривали. Он у меня попросил прикурить.

— А ты что?

— Я — ничего… Я… Ты ведь знаешь, я не курю…

— Идем к нам!

— А как его зовут? Ты, кажется, «Бисанка» сказал?

— Бисанка — фамилия, а зовут Софрон.

— Ну, что это за имя — Софрон! Лучше бы его звали иначе: Ястребиный Коготь или Горный Рыкающий Тигр!

— Ему и Софроном хорошо называться, — рассудительно заметил Шурка. — Он лучший охотник из орочей. Белку на лету дробинкой в глаз бьет.

Против этого Димка не мог ничего возразить. Собственно, Шурке он возразил лишь потому, что оробел перед Софроном. А ему и самому ороч нравился. Беличий хвост на его шапке вполне заменял орлиные перья индейцев и придавал ему необычайно воинственный вид.

Два дня Димка был сам не свой. Ему не терпелось скорее поехать с Шуркой в стойбище, чтобы увидеть своими глазами, как же эти орочи живут, есть ли у них настоящие вигвамы. Между тем Софрон никуда не собирался уезжать и, должно быть, чувствовал себя в поселке прекрасно. Он часто ездил на ту сторону реки. В концессии его, видимо, охотно принимали. Возвращался Софрон пьяный. Кафтан его оттопыривался. Бисанка запихивал за пазуху без разбора все, что давали ему на той стороне. Негнущимися пальцами, с пьяной похвальбой довольного собой человека он вынимал из-за пазухи банки фруктовых консервов, американский жевательный табак или бутылку рисовой водки — сакэ, а иногда даже и коньяку.

— Эй, Пундык, Софрона Бисанка все любят! — хвастал он. — Софрон — охотник хороший. Зима будет — Софрон зверя бить будет, шкурка концессия таскать будет… Деньги много-много надо. Водка надо, табак надо, порох-дробь надо… Скоро Софрон тайга пошел.