Игорь Ефимов - Плюс, Минус и Тимоша

— Что такое «сон»?

— Ну, когда спишь и видишь всякие картины, людей, события — иногда страшные, иногда смешные. А вы разве не видите снов?

— Никогда.

Не расстраивайтесь. Вообще-то ничего в них хорошего. Иногда так страшно станет, а не убежать.

— Там было еще что-то. Кроме картин.

— Что еще?

— Что-то невидимое.

— Как же вы его тогда увидели?

— Не знаю. Это было что-то похожее на поток воды.

— А-а, музыка, — догадался Тимоша. — Мне часто снятся такие сны — с аккомпанементом.

— А вы не могли бы еще разочек заснуть?

— Вот еще. Буду я спать нарочно для всяких девчонок.

Девочка обиженно выпятила губку и отвернулась — видимо, она не привыкла или просто не умела упрашивать.

— Да я уже выспался. Мне больше не заснуть — понимаете?

Но она сделала вид, что не понимает, — девчонки очень здорово умеют не понимать, когда им это выгодно.

Я бы мог вам что-нибудь спеть, не засыпая, но у меня нет голоса, — сказал Тимоша. — Зато есть слух — меня даже хотят отдать в музыкальную школу.

— Слух? — презрительно переспросила девочка. — У кого же нет слуха?

— Нет, у меня другой. Музыкальный. И память. Я могу целую оперу наизусть запомнить. Например, «Садко». Знаете, это: «Мечи булатны, стрелы остры у варя-а-а-гов…»

— Про стрелы лучше не надо.

Тогда Тимоша сосредоточился и запел в уме: «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой».

Наконец-то она перестала смотреть на него с холодным любопытством. Щеки ее порозовели, глаза блестели, пальцы теребили бахрому эполет — она была очень взволнована, и это делало ее еще красивей. Тимоша тоже почувствовал, что волнуется так, будто перед ним целый зал зрителей, а не одна случайная девчонка.

— Увертюра к опере Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама», — торжественно объявил он.

И «сыграл» всю увертюру.

Потом «спел» еще хор охотников, песню индийского гостя, половецкие пляски и даже дуэт Ромео и Джульетты. Помогая себе, он беззвучно выводил ртом каждую ноту, солировал то на скрипке, то на ударных, то на духовых и размахивал руками, как заправский дирижер. Девочка смотрела на него с искренним восхищением — от ее высокомерия не осталось и следа.

— Уже? — вздохнула она, когда уставший Тимоша объявил антракт. — А я бы, наверно, могла слушать вас целый день.

— Лучше купите магнитофон, — честно посоветовал Тимоша. — У него звук чище. Или проигрыватель.

Девочка улыбнулась ему и покачала головой.

— Нет, я буду прилетать только к вам.

— Прилетать?

— Да. Больше мне нельзя задерживаться, но, может быть, завтра…

— А вы уже уходите?

— Мне пора.

— Но мы же ни о чем не договорились! Как будем отсюда смываться? На чем? Ведь если честно сказать, то завтра…

— Ой! — воскликнула девочка, посмотрев на часы. — До завтра, до завтра.

И она побежала в глубину садика. Потом на мгновенье задержалась, но только для того, чтобы крикнуть ему из-за кустов:

— А все же «не счесть алмазов в каменных пещерах» — это явная ошибка. Нет ничего на свете, чего нельзя было бы счесть.

Несколько секунд спустя за деревьями раздалось негромкое жужжание, над листвой поднялся крошечный красный вертолетик, и за стеклами кабины Тимоша увидел девочку, махавшую ему рукой.

— Постойте! Возьмите меня! — завопил он. — Почему же вы ничего не сказали про вертолет? Я буду петь и играть вам сколько захотите! С утра до вечера!

Но девочка, видимо, не слышала его.

Она помахала ему еще раз, надела свои очки, вертолетик зажужжал по-пчелиному, начал подниматься, набирая скорость, уменьшаться и, точно шарик, сносимый ветром, — боком, боком, — исчез за соседними крышами.

— Слушай, а в вашем училище на вертолетах не учат летать?

Это было первое, что Тимоша спросил у Желтенького, когда тот вернулся.

— Вот еще, — с презрением фыркнул Желтенький. — Ты, наверно, спутал — просто их училище рядом с нашим. Мы их, знаешь, как дразним, этих вертолетчиков? Саранча зеленая.

— А они вас?

— Ползунки желтоголовые. Глупо, правда? И еще сыплют нам на головы всякий мусор, когда пролетают. Но мы им еще покажем.

— Чего это ты так расхрабрился? — удивился Тимоша.

— А ничего. — Желтенький даже пританцовывал на месте — так ему не терпелось чем-то поделиться. — А я знаю, кто ты! — выпалил он вдруг. — Ты и есть тот опасный преступник, которого все разыскивают. Скажешь, не так? Не правильно?

Тимоша посмотрел на него и ничего не ответил. Сознаваться ему не хотелось, а врать просто не было больше сил.