Игорь Ефимов - Плюс, Минус и Тимоша

— Горбинизон! Пувдырмых! Сыроенеешьте! Мойтеруки! Некантовать! Фрикцион! Запсибмонтаж!

Но то ли слова были не те, то ли Тимоша держался не за ту пятку — Заклинания не действовали. Грибы тем временем изжарились, он перестал скакать, с аппетитом поел их и сам не заметил, как уснул у догорающего костра.

Что за сон ему приснился тогда! Пожалуй, более нелепый, чем то, что происходило наяву.

Будто они с отцом отправились в путешествие, поплыли за озеро-океан на парусной лодке. Когда они подплыли и вышли на берег, то услышали смех и голоса, и он понял, что это ребята из его класса играют неподалеку. Откуда-то доносилась музыка — текучая, волнистая и искристая, как вода в реке. Тимоша никак не мог вырваться из этой водяной музыки и бежал к ребятам не по-нормальному, а длинными, плавными прыжками, как танцор в телевизоре. Ребята смеялись над ним и показывали пальцами. Было похоже, что они не узнают его или не слышат, — с кем бы он не заговаривал, ему не отвечали, а только глядели насмешливо, как на чужого. Ему стало очень обидно, и он побежал пожаловаться отцу, а они запели вслед ему марш моряков, и из марша он тоже не мог вырваться, поэтому пришлось идти, чеканя шаг.

— Брось, не расстраивайся, — сказал отец, сворачивая парус, ну точь-в точь как он всегда это говорил. — На вот, запусти в них. Будут знать.

И он протянул ему полную корзинку теннисных мячей.

Тимоша ничуть не удивился, откуда взялось столько мячей, снова побежал к ребятам и, оказавшись в самой гуще, подбросил корзинку над головой. Мячи посыпались на ребят и на Тимошу как град. Все начали прыгать, уворачиваться и смеяться, как от щекотки. «Тимоша, перестань! Ой, хватит!» — кричали они. Снова раздалась водяная музыка, мячи стали падать все медленнее, опускались и подскакивали плавно, как воздушные шарики, кружились, и Тимоше стало так хорошо оттого, что ребята узнали его, так приятно защипало в горле, что он проснулся.

Сначала он не мог вспомнить, где находится, а потом… Потом он увидел девочку.

У них в школе было несколько довольно красивых девчонок, но таких — ни одной. Она была одета как наездница или мотоциклистка, то есть в сапожки, брючки, перчатки и еще на пальце крутила автомобильные очки. Темно-зеленую блузку украшала только пара изящных эполет — как две бабочки, усевшиеся на плечах. Глаза ее смотрели на Тимошу внимательно, но словно сквозь него, и от этого у Тимоши почему-то еще сильнее защипало в горле.

— Ты к Желтенькому? — спросил он, поднимаясь с земли. — Он скоро придет.

Ему очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы она перестала смотреть на него с таким холодным любопытством, — встать на голову, скорчить рожу, даже чуть-чуть дернуть ее за волосы, перевязанные лентой. Но нет — он почему-то чувствовал, что никогда на такое не решится.

— Что это было? — спросила девочка, указывая куда-то за спину Тимоши.

— Это? Это грибы. Хочешь грибов? Тут еще много осталось. Нет? Ты их не любишь? А я ужасно люблю. Попробуй — тебе понравится.

Девочка покачала головой и снова уставилась на него своим изучающим взглядом.

— Что ты меня все разглядываешь? — возмутился Тимоша. — Я тебе не книжка с картинками. И откуда ты вообще взялась? Тоже из какой-нибудь задачи? Я вот скажу Желтенькому, что ты к нему в сад без спросу лазишь — он тебе покажет.

— Нет, я не из задачи, — сказала девочка насмешливо-презрительным тоном. — И не советую кому-нибудь говорить, что вы меня здесь видели.

— Не из задачи? — обрадовался Тимоша. — Значит, ты… Значит, вы тоже прячетесь? Как и я? От этих мерзких докторишек? А вы не знаете, как отсюда можно выбраться? У меня дома, наверно, очень волнуются. Давайте бежать вместе, хорошо? Согласны?

Но она будто и не слышала его слов, глядела по-прежнему задумчиво и вдруг снова спросила:

— Так что же это было?

— Что? — не понял Тимоша.

— Там. — девочка сняла перчатку и показала на лоб — сначала на свой, потом на Тимошин. — Там, где человек в лодке. И танцующий мальчик. И мячики.

— Ах, мячики… Просто я сон такой видел.

«И эта в голове умеет читать», — с тоской подумал Тимоша. Ему почему-то сразу стало очень грустно и одиноко при мысли, что и эту девочку, быть может, придется обманывать, — ему ужасно этого не хотелось.

— Но там было все неправильно. Так не бывает.

— Подумаешь, неправильно. Это же сон. Понимаешь — сон.