Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

— Угу. А ей не будет больно?

— Не будет.

Яромир открыл дверцу и положил руку на макушку дрожащей лисе. Та съежилась и прижала уши.

— Свое при себе оставляй, а чужое отдавай, — прошептал он, прикрыв глаза.

Под его ладонью замерцал, разгораясь, теплый свет. Лисица зажмурилась и вдруг закашлялась, отрыгнув мелкий невзрачный камешек, который дивий воин тут же схватил и сжал в кулаке, словно великую драгоценность.

Дверца осталась открытой. Плутовка рванула вперед, прыгнула на стол, заметалась, опрокидывая чашки, а потом сиганула в раскрытое окно навстречу ночной темноте. Никто не стал ее останавливать.

Яромир был бледен, но движения его оставались твердыми. Он отвязал от пояса мешочек с семенами жар-цвета, насыпал на ладонь щепотку и подмешал туда камешек, а затем предложил угощение Радмиле.

Все завороженно смотрели, как горлица глотает зерно за зерном. Когда камешек оказался во рту, она задумалась, словно решая, проглотить его или выплюнуть. Тайка затаила дыхание.

— Ну же! — подбодрил сестру Яромир.

И та с усилием проглотила камень.

Сперва ничего не произошло. Птица повертела головой и ткнулась в руку брата, требуя добавки. Когда Тайка уже готова была признать, что ничего не вышло, Радмила вдруг несколько раз сморгнула, в ее светлых, почти прозрачных глазах мелькнула прозелень — почти такая же, как у брата. И она заговорила:

— Ох, я уж и не чаяла, что когда-нибудь смогу сама поблагодарить вас. Спасибо вам за помощь, друзья!

Сомнениям настал конец: уж кем-кем, а Кощеевичем Яромир точно не был. Тайка даже не ожидала, что испытает такое сильное облегчение, но от сердца прямо отлегло. Когда к Радмиле вернулся ее голос, дивий воин обрадовался как ребенок: кажется, даже чуть не плакал от счастья. Лишь один раз скривился, когда сестрица — видать, по старой памяти — назвала его «малышом». Тайка, не удержавшись, прыснула в кулак: да, такому «малышу» любая баскетбольная секция была бы рада.

Радмила же ничуть не смутилась:

— Ой, прости, Мир. Ты же знаешь, что для меня всегда будешь младшим братиком. Но я горжусь тобой, правда.

Щеки Яромира покраснели, и он сердито пробурчал:

— Да знаю я…

Тайка готова была биться об заклад, что на самом деле он не сердится, а только делает вид.

Идиллию, как всегда, нарушил бестолочь Пушок. Бочком-бочком он подкрался к Радмиле и зашипел ей на ухо:

— Так он правда твой брат? Не притворяется? — Его заговорщический, с позволения сказать, шепот услышали все.

— Ну да, — горлица в изумлении вскинула брови. — А кто же еще?

— Не Кощеевич? Ты уверена?

Яромир аж побелел, услыхав, к чему клонит коловерша, а Радмила заливисто и звонко рассмеялась:

— Ой, скажешь тоже! Они ж с Лютогором не схожи совсем. Как вообще можно дивьих людей с навьими перепутать?

А вот ее братец веселья совсем не разделял. Он сразу понял, от кого Пушок набрался этих гениальных идей, и, с укоризной глядя на Тайку, процедил сквозь зубы:

— Ну и как давно ты меня подозревала?

Пришлось сознаваться. Тайка то бледнела, то краснела, бормоча слова извинений. Дивий воин слушал ее с каменным лицом. Вытьянка таращила глаза и даже не остановила Сеньку, под шумок таки пригубившего рюмку бражки. Радмила едва удерживалась от смеха — ишь, пичужка-веселушка. Домовой Никифор прятал лицо в мохнатых ладонях и вздыхал, а Пушок, поняв, что опять напортачил, курлыкнул что-то невнятное и от греха подальше скрылся за занавеской.

Поток Тайкиного красноречия скоро иссяк, а Яромир так и стоял недвижимый и мрачный, будто скала. Уж лучше бы кричал и ругался, если честно.

— Ну а что я должна была подумать? Ты же ничего не рассказываешь, — выдохнула Тайка.

— Ах, выходит, я виноват! — вспылил дивий воин, раздувая ноздри.

Он хотел добавить что-то еще. Скорее всего — что-то очень грубое и нелестное. А за Тайкой бы не заржавело ответить… так, слово за слово, они наверняка крепко поссорились бы, если бы не Радмила.

— Остынь, Мир, — она мазнула его крылом, будто бы отвесила подзатыльник. — Девочка права, ты и впрямь скрытный, слова порой не вытянешь. И от помощи вечно отказываешься, все на своих плечах тащишь. Будешь так себя вести, совсем один останешься. Друзьям доверять надо, тогда и они будут верить тебе.

— Эй, ежели вы поссоритесь, кто Кощеевича ловить будет? — добавил Никифор, хмуря кустистые брови. — Давайте-ка, пожмите друг другу руки, потом садитесь и будем вместе смекать-кумекать, что дальше.