Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

— Мы не с-с-сумели перебратьс-с-ся на тот берег, — змея плюхнулась в воду и снова заклубилась в неистовом танце.

— Тьфу ты, пропасть! — болотница хлопнула себя по лбу. — Это все Мокшина преграда, будь она неладна! Чтобы подданные не разбежались.

Она громко щелкнула дощечками, и чешуйчатые твари хором возопили:

— Мы с-с-сдаемся!

— Ш-ш-шдаемся!

Тайка отняла дудочку ото рта, и музыка стихла. Марфа наклонилась к ее уху, сама зашипев, как змея:

— Мы что, вот так просто их отпустим? Они вона сколько дел наворотили. Подохнут — невелика потеря. Мокша только обрадуется. Наградит нас. Может быть, даже меня отпустит. Играй давай!

— Но они же сдаются, — Тайка покачала головой и спрятала свирель за пояс.

Болотница закатила глаза:

— Вот за энто я и не люблю людей. Жалостливые вы слишком.

Змеи всплыли, тяжело дыша, их раздвоенные языки свесились из зубастых пастей. Чешуйчатые тела так и не расцепились, и теперь они напоминали Амфисбену — змею без хвоста, но с двумя головами из греческой мифологии — Тайка про нее в книжке читала.

Она подобрала свою палку и обернулась к Марфе:

— Выходит, им, как и тебе, не дает уйти Мокшина преграда?

— Ага, — болотница наморщила нос. — И не даст. Он никого не выпустит. Уж лучше бы ты сама с ними расправилась, ведьма. Свирель-то только в человеческих руках силу имеет, иначе бы Мокша тебе ее не отдал. Вот уйдешь, а энти тварюки отдышатся-отопьются, и все сызнова начнется.

— Это еще почему? Может, они теперь хорошо себя вести будут?

— Вряд ли, — Марфа усмехнулась. — Ты не видишь, что ль? Заклятые оне.

— В каком смысле?

— В самом обычном. Нет у них своей воли. Очухаются — опять начнут своего Лютогора искать.

— Это правда? — Тайка осторожно потыкала палкой в умную змею, и та, с трудом ворочая языком, прошелестела:

— Ис-с-стинно так.

— Хм. Тогда придется забрать вас с собой.

— Ты очумела что ль, ведьма? Они ж тебе всю деревню пережрут-перекусают. Да и так ты их с собой потащишь? Энто ж тебе не веревка, на руку не намотаешь.

— И то верно… — Тайка глянула на начинающих приходить в себя змеюк. — Тогда что, снова танцы?

По правде говоря, она больше не собиралась никого мучить, хотела только припугнуть. А ну как змеи сами предложат выход. И идея себя оправдала.

— Пожалуйс-с-ста, только не танц-с-сы! — взмолилась умная сестра, раздувая ноздри, словно небольшой дракон. — Заклятие с-с-снять нельзя, но можно нас-с-с ус-с-сыпить. А ес-с-сли Лютогор рядом появится, мы с-с-снова прос-с-снемся.

— И как же это сделать?

Змея глянула на нее презрительно: мол, ты что, самых простых вещей не знаешь?

— С-спеть колыбельную пес-с-сню, ес-с-сес-с-сна.

Тайка прыснула в кулак. Ой, не зря Марфа говорила про представление. Это уже целый концерт для змеи с оркестром. Вернее, с трещоткой. Хотя, пожалуй, для колыбельной лучше обойтись без нее, или результат будет обратным. Они, наверное, и так уже всех болотников перебудили…

— Вот так просто взять и спеть?

— Не прос-с-сто. По-колдовс-с-ски.

— А, ну да, конечно.

Сонные травы и зелья тут явно не подходили — и собирать негде, и варить долго. Что же делать? Ее взгляд снова упал на дудочку. Хм, а почему бы и нет? В прошлый раз же помогло.

Тайка достала свирель, поднесла ее к губам и всем сердцем пожелала, чтобы заклятые змеи заснули до поры и пробудились в срок. Как ни странно, это сработало: тихая убаюкивающая мелодия была похожа на журчание лесного ручья, когда тот встречает на пути камни. Или на ночной дождь, шуршащий в листве. Даже Марфа начала тереть свои зеленющие глаза и зевать.

Змеи приподнялись над водой, завороженно глядя на Тайку. Их головы мерно покачивались в такт музыке. Подплыв ближе, они выбрались на кочку, обвились вокруг Тайкиной палки и закрыли глаза. Золотистая чешуя померкла, осыпаясь искрами, являя взгляду совсем иное золото. Тайка ахнула: прямо перед ней лежали, переливаясь нитями самоцветных бус, две светлые девичьи косы толщиной в руку, не меньше. У нее самой ни в жизнь бы такие пышные да длиннющие не отросли.

— Вот это да, — проскрипела из-за спины Марфа. — Видать, могучая чародейка энта ваша Радмила, коли собственные косы заклясть сумела. И велика ее обида, ежели она, чтобы Лютогора извести, волосами пожертвовала. Говорят, в них у ведьм вся сила содержится.

— Это мне что же, теперь никогда не стричься, что ли? — Тайка взвесила косы на руке: ух и тяжеленные!

— Уж не стригись, — кивнула болотница. — Может, у вас, людей, оно и по-другому устроено, но лучше не испытывать судьбу понапрасну.