— Если мне гарантируют неприкосновенность, я скажу все.
— Не надо торговаться. Условия диктовать будем мы и вашего согласия не спросим. Не забывайте, что вы в плену у нас.
За холстом палатки слышались приглушенные голоса. Кто-то бренчал на балалайке. Близко раздавался могучий храп. Большинство партизан спали.
— Вы называете нас лесными бандитами, — продолжал инвалид. — Мы не обижаемся. Дело не в названии, а в существе его. Вы пришли убивать, жечь, грабить. Вы хотите поставить нас на колени. Извините, но вы ошиблись. Таких гостей мы встречаем не хлебом-солью. После революции народ полюбил свободу и никому ее не отдаст. Для того чтобы завоевать Советскую страну, надо пройти от Минска до Владивостока и от Черного моря до Северного полюса. Пройти надо не по дорогам, а обшарить все закоулки, все леса, болота… Надо уничтожить половину населения… Согласитесь, что это никому не под силу. Вы затеяли войну с русским народом, а не с продажными правителями Франции…
Безногому давно хотелось высказать свои думы вслух, но не представлялось удобного случая. Конечно, лучше, если бы перед ним сидел не трусливый лейтенантик зазнавшейся армии, а большой генерал с журналистами, которые потом оповестили бы весь мир об этом разговоре. Особенно хотелось высказать эти мысли немецкому трудовому народу. Филиппов прожил четыре года в Германии и полюбил этот трудолюбивый, чистоплотный, дисциплинированный народ. Ему нравились организаторские способности немцев, их аккуратность. Нравилась некоторая наивность, сентиментальность в характере.
Офицер слушал, вытаращив глаза, едва ли вникая в смысл. Странная форма допроса смущала.
— Вы коммунист? — неожиданно спросил он.
— У нас все коммунисты, господин офицер. Только одни коммунисты партийные, а другие беспартийные. Одни имеют партийные книжки, а другие не успели их получить.
— Вы преувеличиваете?
Безногий холодно посмотрел на фашиста.
— Не подумайте, что я хочу сагитировать вас. Высказался просто так… забыл, с кем говорю. Вы считаете, что у нас гнилая кровь и не понимаете, какая это глупость. Такие вещи только сумасшедший может придумать или круглый дурак. Куда вы направлялись с отрядом? — резко перешел к делу безногий.
— На фронт, — помявшись, ответил офицер.
— Точнее. Название места, города.
— В Ленинград… Пересбурх!
— А-а! — протянул инвалид усмехнувшись. — Вы уже взяли Ленинград?
— Да. К тому дню, когда я приду, он будет в наших руках, — уверенно сказал пленный.
— Чего он говорит насчет Ленинграда? — спросил Вихарев, услышав знакомое слово.
— Говорит, что скоро возьмут Ленинград.
Вихарев оторвался от бумаги, сложил из трех пальцев известную во всем мире комбинацию.
— На-ка, выкуси!
Офицер растерянно смотрел на сжатую руку, поднесенную к самому носу. Безногий рассмеялся.
— Это вам вместо Ленинграда, господин лейтенант, — пояснил инвалид.
— От Ленинграда остались одни развалины, — зло сказал офицер.
— Ну, что ж, — спокойно ответил Филиппов. — Мы знаем, что вы его бомбить собираетесь. Только у вас пороху столько нет, чтоб весь Ленинград разрушить. А если что разрушите, сами и построите.
Вихарев вернулся к прерванному писанию. Безногий продолжал допрос. Узнал имя, фамилию, нумерацию и расположение резервных войск, место их стоянки, путь следования.
Вихарев, закончив писать донесение, принял участие в допросе — фиксировал показания. Офицер сначала отвечал неохотно, путано. Но когда Вихарев грозно уставился на него, испугался, стал отвечать точней. Надеясь спасти свою жизнь, разъяснил шифр, найденный у него при обыске. Через час немца отвели в специальную палатку. Занялись солдатами. Сверяли показания.
Допрос кончили только к вечеру.
В палатку заглянул один из охранявших пленников часовых.
— Товарищ командир, немцы лопочут, есть просят.
— Сейчас накормим. Пошли ко мне Матвея.
Рыжий силач пришел заспанный, с растрепанной бородой.
— Звал, товарищ командир?
— Звал. Возьми немцев по одному и налево.
— Есть такое дело, — Матвей зевнул, расправил плечи и лениво вышел из палатки.
Безногий встал.
— Я пойду, Вихарев. К ночи надо домой успеть.
— Теперь смотри в оба. После этого разгрома за нами охотиться вдвойне будут. Чуть что заметишь — сообщай. Боюсь я за Семеновку. Как бы они свою злость на ней не выместили.
— А не лучше ли нам пока что отсюда смотаться?
— Подумаем, посмотрим. Если что про Арину узнаешь — скажи. Как сквозь землю провалилась.
Читать дальше