Герман Матвеев - Грозный лес

— Обождите меня здесь, — произнес Ипат шепотом и, пригибаясь, пошел вдоль огородов к деревне.

Лукич подал знак ложиться. Все трое легли на сухую траву, плечом к плечу. С каждой минутой становилось темнее. Лежали не шевелясь, ожидали выстрелов, криков и еще чего-то неизвестного. Первым забеспокоился Вася.

— Чего он долго, — прошептал мальчик.

— Тс-с… Торопиться надо, когда блоху ловишь. В таком деле каждый промах погубит, — ответил Лукич.

Ветерок, шевеливший листву, стих. Со стороны шоссе стали доноситься какие-то звуки. Треск, железный скрип, шум моторов… и вдруг тонко просвистел рябчик. Лукич встал на колени, откликнулся. Ипат появился сбоку, откуда его не ждали.

— Вставайте, воины, — неожиданно вполголоса сказал он. — Пусто в деревне. Нету немцев. Лукич с Настей, идите в деревню. Захватите лопаты, пилу, а мы с Василием продовольствие достанем. Идите осторожно, неровен час, выскочат на мотоциклетах…

Когда Лукич с Настей исчезли в темноте, Ипат с внуком пошли к пасеке.

Вася, шедший впереди, споткнулся обо что-то и упал.

— Чего это? — сказал он, садясь на траву.

Старик нагнулся. Поперек сада тянулась проволока.

— Провод. Это ихний телефон.

— Надо порвать, — предложил мальчик.

— Успеем порвать. Пока оставь его.

Несмотря на темноту, место, где были закопаны продукты, нашли быстро. Сняли дерн, землю разгребали руками. Доски, которыми была закрыта яма, крепко сколочены и не поддавались. Дед чертыхался.

— На кой дьявол я сколотил так. Не подумал, что самому доставать придется.

Возились долго, поцарапали руки, но сделать ничего не могли. Наконец Васька что-то придумал, исчез в темноте и через минуту вернулся с большим железным крюком, спрятанным им когда-то в саду. Теперь дело пошло скорей. Доски со скрипом вытащили. Достали мешок с мукой, гречу, кринку масла, соль. Остальное положили обратно, закрыли досками, зарыли.

Пришел Лукич, нагруженный лопатами, пилой, двумя топорами и еще какими-то инструментами.

— А где Настасья? — спросил Ипат.

— Пошла к соседям за посудой. Иголку с нитками все ищет.

— Лукич, а мы тут германский телефон нашли, — сообщил Вася.

— Ну? Телефон?

— Я говорю: надо порвать, а дед говорит — не надо, — пожаловался мальчик.

— Порвать его надо к лешему, — согласился Лукич.

— Успеем порвать, — сказал Ипат и пошел к ульям.

— Правильно, успеем. Если сейчас порвать, то немцы узнают и нас застанут здесь, — объяснил Лукич. — А вот когда мы пойдем домой, тогда самое время.

Ипат подошел к ульям. Они валялись на боку, крыши были сорваны. Пошарил внутри. Липкий мед пристал к пальцам. Сот не было. На руку залезло несколько пчел. Почуяв знакомый запах кожи, пчелы не выпустили жала, а спокойно бегали по сухой, морщинистой руке. Один из ульев, опрокинутый на бок, гудел. «Целы», — подумал старик. Поднял улей, поставил его на старое место. Гул успокоился.

Насти не было.

— Где она провалилась, — ворчал Лукич.

— Все ульи поразорили, — сказал, подходя, Ипат. — Знают воры, как с пчелами обходиться. Дымом сбили…

— Деда, я сбегаю за Настей, — предложил Васька.

— Не надо, подождем еще. Она пока иголку не найдет, не вернется, — уверенно сказал Ипат, зная характер невестки.

Скоро послышался лязг медной посуды, а затем и голос:

— Где вы… мужики?

— Сюда шагай, — откликнулся Ипат. — Иголку-то нашла?

— Нашла. Все нашла, — отозвалась Настя.

— Ты что, сдурела, — рассердился Ипат. — Дорвалась. На целый полк барахла захватила.

— Пригодится, — только и могла выговорить женщина.

— А кто это понесет?

— Я сама понесу.

— Ну неси. У нас поклажи хватит.

— Мне бы веревок достать, — жалобно попросила Настя, приспосабливая ношу поудобней.

— Где теперь веревок достанешь.

— Деда, а телефон-то, — предложил Васька.

— Ну, теперь рви, — разрешил Ипат.

Оборванным куском несколько раз обмотали и связали все принесенное Настей. Распределили ношу. Настя, стиснув зубы, несла без жалобы громадную тяжесть. Помочь ей никто не мог. Она это и сама видела, а бросать жалко.

Землянку рыли большую. Работать начинали до восхода солнца, заканчивали, когда было уже совсем темно. Чтобы не обвалился потолок, поставили по углам толстые бревна, а на них поперек и вдоль положили потоньше. В глубине землянки врыли четыре столбика, положили жердей, а сверху на них душистых еловых веток. Получилась «мягкая» кровать. Ипат каждое утро уходил в разведку, как он говорил, возвращался только к вечеру. Первые дни беспокоились за него, потом привыкли.