Бут Таркинтон - Приключения Пенрода

Пенроду и самому казалось, что у него сегодня хорошо получается. Вернее, ему казалось это до той поры, пока ему не пришлось танцевать с Марджори Джонс. День был уже на исходе, Пенрод, как того требовало положение радушного хозяина, о коем ему неоднократно напоминала мать, уже поочередно протанцевал со всеми маленькими девочками и четыре или пять раз приглашал Фаншон. Когда он подошел к Марджори, та смиренно приняла его приглашение, однако спустя всего несколько фигур вскрикнула от боли.

— О, Господи! Ну, неужели ты никогда не научишься танцевать, как другие мальчики? Ты же на всех наступаешь!

— Да ничего я не наступаю!

— Наступаешь!

— Не наступаю!

— И тебе не стыдно? — спросила Марджори. — Танцы уже скоро кончатся, скоро все уйдут домой, а ты по-прежнему на всех наступаешь! — Они остановились и обменялись неласковыми взглядами. — Мне бы на твоем месте было стыдно! — еще раз сказала она.

— А мне не стыдно! Это ты бы постыдилась так разговаривать!

— Замолчи уж!

— Не замолчу! — крикнул Пенрод. Он был настолько зол, что даже не заметил, как к ним подошли Фаншон и еще несколько девочек. Они намеревались проститься, а также сообщить, что «прекрасно провели время». Но Пенроду сейчас было не до Фаншон. «Марджори должна взять свои слова обратно!» — вот единственное, что сейчас его занимало, и больше он просто не мог ни на что обращать внимание.

— Ты сама замолчи! — орал он. И хотя вокруг столпилось столько жаждущих попрощаться гостей, Пенрод теперь видел только янтарные кудри Марджори и продолжал: — Ты бы сама постыдилась так разговаривать! Это тебе должно быть…

Но тут он заметил, что Марджори успела тихо уйти восвояси. Правда, Пенрод еще долго не мог успокоиться. Уже последний гость покинул праздник, а Пенрод все продолжал бормотать себе под нос: «Это тебе должно быть стыдно так разговаривать! В мой день рождения говорить такое!» Потом Пенрод заметил сосуд с лимонадом и кинулся утолять жажду. Это продолжалось до тех пор, пока лимонад не был выпит до капли.

Пенрод вышел во двор. Солнце спускалось за забор заднего двора, и окна дома, выходившие на эту сторону, отливали золотом. От них исходил такой резкий свет, что просто больно было смотреть. День рождения почти прошел. Пенрод вздохнул и извлек из кармана рогатку. Ту самую рогатку, которую ему вручила сегодня утром тетя Сара Крим.

Пенрод задумчиво поглядел на рогатку и натянул резину. Она хорошо пружинила. Убедившись в этом, Пенрод поддался искушению. Он нашел симпатичный камушек, вложил его в кусок старой кожи и выстрелил. Он целился в воробья, который сидел на ветке. Ветка находилась посредине между Пенродом и домом. Пенрод бы, наверное, попал, но тут его ослепил отблеск солнечного света, и он немного раньше отпустил резинку.

Вот так и получилось, что вместо воробья Пенрод угодил в стекло. Звон получился громкий, и, к своему ужасу, Пенрод увидел за разбитым стеклом отца. Мистер Скофилд стоял с бритвой в руке и ловко уворачивался от осколков. Казалось, еще не отзвенело стекло, когда мистер Скофилд изрек убийственное по своей силе ругательство и кинулся на улицу.

Окаменев от неожиданности, Пенрод со сломанной рогаткой в руке ждал возмездия. Мистер Скофилд не слишком долго испытывал терпение сына. Несколько секунд спустя он предстал перед ним, и краска ярости, залившая его лицо, просвечивала даже сквозь густой слой пены.

— Что это значит? — заорал он, тряся сына за плечи. — Не прошло еще и десяти минут, как я сказал твоей матери, что, кажется, ты впервые в жизни хорошо себя вел. И вот, стоило мне пойти побриться к обеду, как ты решил запустить в меня камнем!

— Я не запускал в тебя камнем, — пробормотал Пенрод. — Я стрелял в воробья, но солнце светило мне прямо в глаза, а потом резинка лопнула и…

— Какая еще резинка?

— Вот эта!

— Откуда у тебя эта мерзость? Ты что, не слышал, как я тебе раз и навсегда запретил…

— Она не моя, — перебил его Пенрод, — а твоя.

— Что-о-о?!

— Да, папа, — смиренно ответил Пенрод. — Мне дала ее сегодня утром тетя Сара Крим. Она сказала, что возвращает ее тебе. Она говорит, что отняла ее у тебя тридцать пять лет назад. Она сказала, что ты убил ее любимую курицу. Она еще что-то тебе просила сказать, но я уже забыл что.

— Да-а-а, — произнес мистер Скофилд.

Он взял в руки сломанную рогатку и задумчиво посмотрел на нее. Он еще долго так стоял, рассматривая эту реликвию, и взгляд у него был такой же, как и у сына. Потом мистер Скофилд повернулся и медленно побрел к дому.