Ирина Квирикадзе - Первая книга Мышастого

— Потому что, если Материк это суша, омываемая водой, то Патерик — это суша, омываемая сушей. Но чтобы его обнаружить, нужен очень острый глаз. Так что совсем не удивительно, что Материков пять, а Патерик пока один.

— Ха! — усмехнулся Мыштоц. — Никакой это не Патерик, а просто горшочек с фикусом.

Мышастый ещё раз внимательно осмотрел своё открытие и сказал:

— Нет, это Патерик. Сейчас я тебе докажу. — Он достал из рюкзака карту и разложил её перед Мыштоцем.

— Смотри, вот Италия. Всем известно, что она похожа на сапог, но это не значит, что Италия — это сапог. Следовательно, если Патерик похож на горшочек с фикусом, это не значит, что он не Патерик.

Мыштоц разозлился, потому что ему нечего было возразить. А когда он вернулся домой, разозлился ещё больше.

— Мышастый отвлек меня котлетой, а сам открыл Патерик. Он мне больше не друг!

И Мыштоц послал Мышастому телеграмму:

«Отныне мы враги. Советую не встречаться со мной лицом к лицу».

Мышастый очень огорчился, но делать было нечего. Пришлось ему сесть и придумать…

1) Нельзя стоять на месте. Земля круглая, и враг обязательно к тебе придёт.

2) Нельзя поворачиваться к врагу спиной и идти в противоположную сторону. Земля круглая, и ты обязательно встретишься с ним лицом к лицу.

3) Поэтому иди всегда впереди врага, обгоняя его на несколько шагов.

— Нет, это невозможно расшифровать! — Иринка сердито отбросила письмо. — Я и цифры подставляла и буквы переставляла, читала наоборот и в зеркальном отражении… Ничего не получается.

— Сдаётесь? — Мышенький отставил напёрсток и подошёл к Иринке.

— Угу, — буркнула Иринка.

Мышенький взял красный фломастер и что-то быстро обвёл в письме.

— Вот! Читайте только то, что обведено красным, — он протянул нам письмо, которое теперь выглядело так:

«Уважаемая Нана Георгиевна!

ЯБЛОКИ КУПИЛ И ПОВЕЗ. Сижу у окна и думаю. Яе Й ЦАплю ТОЖЕобещал или нет? НАДЕЛна НОСОЧКИи проверил список. ЧИтать СТЫдно, Ей богу. А ПРИмус ВЕЗде горячий. ГРЯдки зимой, и НЫЕ,рано ОГРЫЗ КИт. Я БЛОКнот достал записать. Впрочем, ничего не вижу И СКОРо ЛУПУпридётся использовать . СТРАННО. Ваш М.»

— Ну и что? — спросила я. — Где Мышастый?

— Дома, — ответил Мышенький.

— Как дома?! Это несерьёзно. Вы предлагаете написать книгу о вашем дяде, говорите, что он приедет. Мы любезно соглашаемся, откладываем все дела, ждём два дня, потом ещё целый день готовимся, а он, видите ли, даже не выехал! Это же целых три дня коту под хвост, — возмутилась я.

— Нет, нет, нет! Мышастый относится ко всему очень серьёзно. Ещё позавчера он съел всю сгущёнку…

— Что вы говорите, — хмыкнула я, — это, конечно, всё меняет.

— Ничего смешного, — обиделся Мышенький. — Он ест её, чтобы не испортилась. А потом думает, что консервы тоже могут испортиться, мука — прогоркнет, лук — прорастёт, печенье — засохнет, а джем с вареньем — засахарятся. Одна мысль об этом приводит его в ужас. Вот и приходится всё есть.

— Ой, наверное ему потом очень плохо? — с сочувствием спросила Иринка.

— Нет, ему очень даже хорошо. Просто дядя иногда увлекается и забывает, что надо ехать.

— Понятно, — кивнула я, — значит, он увлёкся.

— Дайте же мне досказать! — рассердился Мышенький. — Я помогал ему и, к вашему сведению, там особо нечем было увлекаться. Так что вчера с утра Мышастый собрал чемодан — чистые носки и счёты, а в корзину положил варёные яйца и яблоки…

— А счёты зачем? — перебила его Иринка.

— Считать, — пожал плечами Мышенький.

— Угу, — буркнула Иринка.

— Дядя несколько раз проверял, все ли он взял, и мы поехали на вокзал, как всегда, на час раньше. Мышастый не из тех, кто в последнюю минуту бросает в сумку что попало и мчится сломя голову на вокзал, — заявил Мышенький, явно подозревая, что мы-то как раз из тех. — Он всё делает основательно. Поэтому, когда мы поднялись в купе, дядя ещё раз проверил, все ли на месте. В корзине лежали яйца и яблоки, а в чемодане чистые носочки.

— И счёты, — подсказала Иринка.

— Нет, счёты он достал. Они лежали на столике у окна. Дядя в поезде всегда садится у окна и счёты должны лежать перед ним.

— Я всё-таки не понимаю, зачем ему счёты? — решительно спросила я.