Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша. Каникулы Кроша. Неизвестный солдат

– Понимаешь, какое дело, – сказал я Зое, не зная, как ей все объяснить, и в то же время чувствуя, что именно вот эта девчонка должна все понять, – я был в Красноярском крае, у матери старшины Бокарева. Одинокая старуха, совсем одна, тридцать лет ждала известий о сыне, ждала, что найдут его могилу…

Черт возьми! В вагончике, наверно, слышно все, что я говорю. Впрочем, Воронов и Виктор Борисович углубились в чертеж.

Все же я сказал Зое:

– Отойдем в сторонку.

Но она не двигалась с места. Сидела на камне, смотрела на меня и не думала подниматься.

– Понимаешь, – продолжал я, – ей написали. Написали неправильно, поспешно, и она решила, что неизвестный солдат это ее сын, Бокарев.

– Но это не ее сын, – возразила Зоя, – это мой дедушка.

– Да, это твой дедушка, – подтвердил я, – но она так уверена, что это ее сын, так этого ждала.

Теперь я с надеждой смотрел на Зою. В сущности, она единственный человек, который может все решить. Я не знаю, как это сформулировать, но теперь был как раз тот случай, та ситуация, когда вот такая девчонка в короткой клетчатой юбке могла стать человеком . Она стала человеком, приехав из-за дедушки, которого не знала. Теперь она может показать себя большим человеком .

– И вот, – заключил я, – она решила приехать сюда.

Зоя помолчала, потом спросила:

– Зачем?

– Хочет дожить жизнь возле его могилы, хочет умереть здесь, хочет, чтобы похоронили рядом. – Я смотрел Зое прямо в глаза. – Ведь, в сущности, эта могила ей нужнее всех.

Зоя ничего не ответила, сидела задумавшись.

Подошел Андрей, увидел меня, удивился обрадованно:

– Здоров! Приехал? Ну как?

– Порядок, вот твой плащ.

– Пригодился?

– Пропал бы без него.

Подошли бригадир Мария Лаврентьевна, и еще бригадир, и механик Сидоров. Участок снимается, идет на новое место, и они должны получить последние распоряжения о передислокации.

Из вагончика вышли Воронов и Виктор Борисович.

Увидев меня, Воронов сказал:

– А, явился… Ну как дела?

– В порядке, – ответил я.

Он кивнул на Зою:

– Тебя дожидается. Распутал ты это дело?

Я смотрел на Зою и медленно сказал:

– По всем данным, неизвестный солдат – это старшина Бокарев. Скоро сюда приедет его мать.

И я смотрел на Зою. Ждал, что скажет она – возразит или не возразит.

И Воронов тоже смотрел на Зою. И Виктор Борисович, и Мария Лаврентьевна – все смотрели на Зою: жалели, что ли, ее, что зря приехала? А может быть, как и я, ждали ее ответа.

Но она ничего не ответила.

И тогда Воронов объявил:

– Это было ясно с самого начала. А ты никому жизни не давал, всех тут перекрутил по-своему, перебаламутил, столько рабочего времени потерял.

Я хотел ему возразить. Но он вдруг положил руку мне на плечо. Провалиться мне на этом месте! Он положил руку мне на плечо, и у него были влажные глаза.

Через три дня мы снялись. Свернули шатер-столовую, убрали Доску почета, сложили на машины инструмент, бочки, запчасти, погрузили на трейлеры дорожные машины, прицепили вагончики к самосвалам.

Отряд длинной походной колонной выстроился вдоль дороги.

На головной машине ехал Воронов, за ним Виктор Борисович, потом Юра с Людой в кабине, потом наши женщины в кузовах, потом Андрей, Маврин и другие механизаторы на трейлерах. Я ехал за рулем предпоследнего самосвала, вез инструмент. Замыкал колонну механик Сидоров – на случай, если с какой-нибудь машиной что случится.

Ехали мы медленно из-за трейлеров, но Воронов запретил их обгонять.

Могилу неизвестного солдата я увидел издалека, увидел фигурки людей возле нее, а когда подъехал ближе, разглядел, что это Зоя и старуха Бокарева.

Антонина Васильевна опустилась на колени и поцеловала землю, на которой, в этом месте, в другом ли, похоронен ее сын.

Потом Зоя подняла ее.

И когда первая машина поравнялась с ними, она дала длинный-длинный гудок. И вторая машина дала гудок. И третья… И когда я поравнялся с могилой, я тоже дал гудок.

И так, подавая гудки, наша колонна проследовала мимо солдатской могилы, мимо солдатской матери и солдатской внучки.

1969–1970

Москва