Петр Казаков - Тропой легенды

Ни на пруду, ни у подъезда «Колизея», украшенного новыми рекламными щитами, Федя не встретил никого из своего класса. Да и понятно: все уехали в музей.

Феде очень хотелось пойти в музей. Но и слово свое, брошенное сгоряча, тоже не хотелось нарушать. Наконец Федя решился, быстро пересек бульвар и сел в троллейбус, идущий к площади Коммуны.

В музее Феде явно повезло. Он присоединился к группе экскурсантов из технического училища и целых полчаса добросовестно слушал все, что объяснял экскурсовод. В одном из самых больших залов Федя увидел несколько вылинявших алых полотен и с интересом спросил:

— Эти знамена настоящие? Боевые?

— Конечно, — ответил экскурсовод и, подождав, пока вся группа подойдет ближе, пояснил: — Это знамена Первой Конной. С ними красные полки участвовали в боях против третьего нападения Антанты на нашу Родину в 1920 году.

— Правильно, — раздался возглас недалеко от Феди.

Федя взглянул на говорившего. Старик, седые усы, через всю щеку глубокий шрам. «Конник, — залюбовался мальчик, — герой революции и гражданской войны!»

— Вот, товарищи, вам довелось сегодня не только увидеть знамена Первой Конной армии, но, очевидно, и встретиться с участником похода, — сказал экскурсовод, словно угадав мысли Феди. — Правильно я говорю? — обратился он к старику.

Старик подтвердил:

— Верно. Был я и под Уманью, и под Казатином, и под Бердичевым.

Вокруг героя гражданской войны стал собираться народ, и Федю оттеснили. Тогда он принялся внимательно рассматривать знамена. На древках виднелись сабельные удары, полотнища иссечены пулями. От одного знамени сохранился только полуобгорелый клок кумача. «Боевые реликвии!» — с уважением думал Федя и так увлекся, что потерял из виду буденновца. Он уже не смотрел больше на стенды, а бегал по всем залам, разыскивая его, но старик как в воду канул. Зато он увидел свой класс, ребят из двенадцатого отряда. Не желая быть замеченным, Федя вновь вернулся к знаменам и здесь нос к носу столкнулся с отставшей от своих Зоей Козловой. Уж второй раз за последнюю неделю встала она на Федином пути!

— Пришел все-таки? — спросила Зоя и заулыбалась. — А я что знаю!

— Ничего ты не знаешь, — отвернулся Федя.

— А вот и знаю, — дразнила Зоя. — Кладоискатель!

Федя вздрогнул, ссутулил плечи и шагнул к Зое.

— Кто сказал? Ну!

Не дождавшись ответа, отстранил девочку с дороги и бросился в гардероб за пальто. «Неужели Инка предала?» — думал он.

Возвращался из музея Федя в еще худшем настроении, чем ехал туда. Но, когда увидел на лавочке во дворе Ину, совсем расстроился. Ина еще издали заметила его и пошла навстречу, прихрамывая на больную ногу.

— Завтра иду в школу, — весело сказала она. — Все прошло, даже новые ноготки начали отрастать. Знаешь, что я должна сообщить тебе…

Федя в упор глянул в наивные глаза Ины. Нет, он ни за что на свете не простит ей!

— Болтунья несчастная!

Ина встала против него. В глазах сверкнул гнев. В одно мгновение девочка стала похожа на разъяренную сибирскую кошку, какую Федя видел в квартире у Зои. Инка-кошка хотела что-то фыркнуть, но одумалась (это тебе не Колька Сергеев!) и захромала прочь.

Дома Федю ждала неожиданность. Посреди кухни была навалена груда одежды. Бабушка и тетя Паша стояли перед чемоданом на коленях и выкладывали из него вещи, а Катя тут же их впихивала обратно.

Федя все понял.

— Катя, возьми меня с собой в Сибирь! Немедленно! Долго я буду мучиться здесь? Все надоело, со всеми перессорился. И даже с Инкой!

Катя улыбнулась:

— Ничего, помиритесь…

Бабушка же укоризненно покачала головой:

— И зачем только я про деда рассказала?

Федя помогал Кате в сборах, сбегал в магазин за покупками и вместе с двумя старушками пошел провожать девушку на вокзал. На перроне было много людей, все пели комсомольские песни.

Вот кондуктор дал свисток. Это значило: счастливые уезжали, впереди у них были подвиги. Помахав фуражкой, Федя отвернулся. Чувство одиночества, преследующее его последние дни, еще больше усилилось. Было обидно за свою обыкновенную, лишенную больших дел жизнь.

Дыхание Анны Петровны стало ровным. Федя зажег настольную лампу, сел за письменный стол. За этим столом, рассказывала бабушка, отец готовил уроки, когда был школьником; чертил разные приспособления, когда стал токарем. Вот даже пятно туши, застывшее много лет назад, — родное, отцовское пятно. Мама за этим столом выписывала рецепты больным, писала папе на фронт письма…