Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Некоторое время они сидели молча, поглощенные, казалось, наблюдением, за птицей. Наконец Асида отняла руку и, затенив глаза ладонью, посмотрела на солнце.

— Домой пора…

— Посиди еще, — сказал Федя.

— Нельзя — дед голодный, буйволицу доить надо…

Федя с сожалением поднялся вслед за ней. С таким же сожалением птица вспорхнула со спины буйволенка. Асида погнала его к дому. Федя пошел провожать. Через несколько шагов девочка остановилась:

— Дальше не надо ходить.

— Почему? — спросил Федя. Все шло так хорошо.

— Не надо, — повторила она, — люди увидят — что скажут?

Взглянув на его опечаленную физиономию, она рассмеялась и убежала. Федя проводил ее взглядом, не зная, что думать. Поистине это была необъяснимая страна!

В один из дней, последовавших за этой встречей, Федя сидел на галерее и рассматривал в зеркало свое лицо. Пожалуй, впервые он делал это сознательно. Красив он или нет — этот вопрос с некоторых пор стал интересовать его. В зеркале он видел лобастую голову на крепкой шее. Кожа на лице успела потемнеть от загара, и от этого веснушки стали не так заметны. Федя с удовлетворением отметил этот факт. Нос прямой, но, пожалуй, коротковат, а губы не мешало бы иметь потоньше. Цвет волос, кажется, называется каштановым. С недавних пор Федя решил зачесывать их наверх, но волосы пока еще не привыкли к новой прическе и торчали во все стороны. Бровей почти не видно — так они выгорели на солнце. А глаза? Еще давно кто-то сказал, что глаза у него красивые. Так это или нет? Не то серые, не то голубые, с большими зрачками и длинными ресницами, — пожалуй, и правда, неплохие. Но нравятся ли такие женщинам? А вообще-то лицо как лицо, хотя до красавца Атоса ему далеко…

Уже не первую минуту он невольно прислушивался к странному гулу, доносившемуся с восточной части города. Трам-там! Трам-бам! Больше всего это походило на удары в барабан. Но барабана без оркестра ему еще не доводилось слышать.

Федя сидел и раздумывал об этом, когда с другой стороны донеслись звуки духового оркестра.

Федя схватил картуз и выбежал на улицу.

Мужчины, что были в этот час дома, выходили из калиток и устремлялись в сторону моря, на Приморскую улицу. По ней шла большая толпа горожан. Впереди с оркестром и знаменем ехал отряд конников. Из боковых улочек в процессию вливался народ, присоединялись завсегдатаи духанов и кофеен.

Впереди грянула песня:

Федя зашагал рядом с оркестром.

«Хорошо бы встретить Аджина», — подумал он и не успел оглянуться, как тот оказался рядом.

— Куда все идут? — спросил Федя.

— Митинг будет, говорить будут…

— Митинг? По какому случаю?

— Про голод говорить будут.

Федя начал догадываться. В последнее время все чаще упоминалось Поволжье. Газеты пока были редкостью, и толком мало кто знал, что там происходит.

За пределами города, от дороги полого поднимался безлесный участок горы, издавна служивший местом для народных собраний. У ее подножия рос вековой священный вяз, под сенью которого по обычаю заседал совет старейшин. Сейчас под деревом возвышался сколоченный из досок помост, а между ветвями протянулось кумачовое полотнище. На нем белой краской было написано: «Победили контрреволюцию, победим и голод!»

Колонна, пришедшая с оркестром, разлилась по склону. Прибывали люди и поодиночке. В ожидании начала сидели на камнях, на земле. Многие пришли прямо с полей и стояли, опираясь на мотыги. Между взрослыми крутились дети: гонялись друг за другом, скакали, оседлав палки. Женщин почти не было, и Федя напрасно высматривал в толпе смуглое личико Асиды.

Места ближе к трибуне были уже заняты, но Аджин, усиленно работая локтями и увлекая за собой Федю, пробирался вперед до тех пор, пока какой-то усач не остановил его. Аджин не мог успокоиться и, как боевой конь, приплясывал от нетерпения на месте. Федя слушал и приглядывался ко всему вокруг. И вдруг… Он толкнул приятеля локтем:

— Смотри-ка туда…

Впереди, возле высокой трибуны, примостился на камне тот самый мальчишка-послушник, с которым они познакомились возле монастырской стены. Сейчас он был в мирской одежде, его светлая голова выделялась среди черных шевелюр и папах.

— А еще говорил, что его в город не отпускают, — возмутился Аджин. Они решили не терять монашка из виду.

На трибуне появились люди. Из числа поднявшихся на помост вперед выступил видный абхазец в черкеске. Присмотревшись, Федя узнал в нем того человека, что остановил их потасовку с Аджином в злополучный день приезда. Федя запомнил его фамилию — Лоуа.