Винс уже ничего не понимал, он смирился и только покорно делал, что ему велели.
Кто-то сбегал до ближней хаты, выгреб из печи уголья и приволок сюда...
— Ему надо кол осиновый забить... — зачарованно глядя на лежащего навзничь Винса, сказал какой-то щуплый мальчишка.
— Ну так принеси, — позволил ему Пшеслав. Он стоял рядом с Винсом, держа его на привязи, и взирал на разворачивающиеся работы с явным удовлетворением.
Тем временем хворост разложили в три вязанки, составив их одну к другой.
Люди стояли полукругом, на отдалении, негромко перешептываясь, в предвкушении жуткого, но захватывающего зрелища. По тем временам жечь колдунов и ведьм было делом обыденным и вместе с тем весьма таинственным и страшным.
Мальчик, умчавшийся за осиновым колом, вернулся на удивление быстро. Словно этот самый кол был у него заготовлен давным-давно и только ждал удобного случая.
— Вот, я принес! — довольно воскликнул он, протягивая гладко струганную деревяшку дядьке Пшеславу.
— Сам забьешь или как? — спросил тот.
— Сам! А можно?
— Давай, чего уж тут. Я придержу...
Пшеслав-волчатник распластал Винса, крепко разведя ему руки и не давая шевельнуться. А мальчишка пошарил вокруг, отыскал большой камень — вот растяпа, забыл молоток захватить — приставил кол острием к груди «оборотня» Поднял камень... Да и обмер...
Он встретился взглядом с полными страха и отчаяния глазами Винсента и не смог ударить. Выронив и камень и кол, мальчик попятился:
— Я н-н-не могу... Я...
— Да что с тобой? Никак испугался? — насмешливо спросил Пшеслав. — Э-э, герой... Дай-ка я сам! Ну, кто подержит?
Руки Винсента перехватил какой-то один мужик, а волчатник уверенным жестом снова приставил кол. Он широко размахнулся, занося камень, но ударить не успел, хоть и очень хотелось.
Ему помешал уверенный властный окрик, донесшийся откуда-то из-за спин молчаливой толпы:
— Что здесь за сборище? Сегодня что, праздник и я о нем позабыл? Чего собрались, спрашиваю?
Винс узнал бы этот голос из тысячи. Раньше он вызывал лишь ненависть, но только не сегодня! Барон Лещинский собственной персоной! Мальчик воспрянул духом, вот кто ему поможет! Поможет ли?..
Тем временем Пшеслав поклонился подъехавшим всадникам и ответил со всей почтительностью:
— Ваша светлость, вот, ведьмака изловили, оборотня. Теперь ему пятки поджарим, вот и костер развели.
Барон Лещинский издали оглядел лежавшего на земле мальчика, сказал в сторонку, своей верной троице — Кшиштофу, Збигневу и Войцеху:
— Ишь ты, такой мелкий, а уже оборотень...
И, вновь обращаясь к Пшеславу:
— Ну так что остановились, продолжайте!
В наступивших сумерках он не узнал Винса, но мальчик закричал, теряя остаток сил:
— Пан Лещинский! Умоляю, спасите меня!! Это я, Винсент!! Я не виновен!!
Лещинский, собравшийся было уезжать, обернулся и подъехал поближе. Он вгляделся в лицо мальчика, затем спешился и встал на колено возле него:
— Вот так встреча! — ухмыльнулся он. — Я уж было решил, что и косточки твои волки по норам растащили, а ты жив-здоров! Так что тут за история с оборотнями?
Винс повертел головой — веревка врезалась в горло. Через силу проговорил:
— Они думают, что я волкулак какой-то, а я и не знаю, кто это... Скажите им, что я не виноват ни в чем...
— Кхм, с какой радости я должен тебе помогать? Помнится, ты меня и сам прикончить собирался? А-а, вспомнил, то-то же... — барон откровенно насмехался над мальчишкой, — Теперь ты видишь, как все неоднозначно — смертельный враг может спасти тебе жизнь!.. Это тебе урок, Винсент, запомни его.
Он поднялся и строго взглянул на растерявшегося немного Пшеслава:
— С чего же ты взял, что это волкулак? Отвечай! Где вы его отыскали?
— Ваша светлость! — заторопился тот, — Я нашел его в лесу. Он там с волчицей разговаривал! Клянусь Езусом Христом, это правда!
— Разговаривал с волчицей?! — Лещинский опешил и перевел взгляд на Винса. — Что за бред?!
— Да... — потерянно подтвердил мальчик. — Она все-все понимала... Я сам не знаю, почему...
Барон умолк, пытаясь обдумать сказанное.
— Хорошо... Было это или не было, к делу не относится. Однако, что же с тобой делать?.. Мне уже не хочется видеть тебя в слугах, как постоянное напоминание о происшедшей неудаче.
— Отдайте меня Стефану! — невольно вырвалось у Винса.
Лещинский поморщился, услыхав столь ненавистное имя, потом произнес, более суровым тоном, оглядывая безмолвную толпу:
Читать дальше