Александр Осипенко - Пятёрка отважных

У тёти Лёве жилось хорошо. Она его любила и жалела, а поэтому не донимала дисциплиной. Делай себе что хочешь. Играй где хочешь. Лёва, правда, вольностью этой не злоупотреблял.

В ту ночь, когда было назначено уводить Грома, тётя неожиданно занемогла.

— Лёва, — сказала она, — если ты не хочешь моей смерти, то не станешь поздно шататься по городу. У меня слабое сердце, и оно не выдержит горя…

Лёва пообещал долго не задерживаться. И правда, как только Грома вывели за местечко, Лёва сказал друзьям:

— Мне, ребята, домой надо, потому что моя тётя, наверное, выпила всю валерьянку. Очень мне надо, чтобы она бралась за сердце и говорила, что это я доконал её.

— Иди, — разрешил Данилка, — и ожидай нас с Максимкой утром. Придём за приёмником…

Радиоприёмник, о котором шла речь, Лёва нашёл во дворе машинно-тракторной станции. Он был целёхонький, только без батареек.

— Буду ждать, — пообещал Лёва. — Но и вы не задерживайтесь. Очень мне надо ждать вас до полдня…

В доме пахло валерьянкой и ландышем. Тётя Малка не спала. Она сидела на кровати, обхватив руками голову, и раскачивалась, будто от ветра. Лёва дальше порога не пошёл; мальчик чувствовал себя безмерно виноватым. Он готов был выслушать любые упрёки. Но тётя сидела молча, словно окаменела за это время, пока ожидала Лёву. Пусть бы уже начинала скорей ругаться!.. Молчит и молчит!.. А Лёва должен стоять и ждать, когда она начнёт ругаться. Виноват же!..

— Лёва, — наконец заговорила тётя, — ты бегаешь целый день и даже ночью, хоть ты уже большой мальчик и мог бы иногда сидеть дома. Если бы ты сидел дома, то знал бы, какое к нам пришло горе.

Лёва понял, что тётя ругаться, пожалуй, не будет. Она, скорее всего, начнёт жаловаться на Нохима и на его плутоватую козу, которая влезла в огород. Коза эта не давала покоя всему Заручевью, и тётя не раз говорила, что Нохимова коза — горе, которое появляется, когда его меньше всего ждёшь.

— Так что сделала Нохимова коза? — почувствовав, что гроза миновала, спросил Лёва.

— Люди добрые, — всплеснула ладонями тётя Малка. — Он же совсем глупенький и не знает, что делается на свете.

— Ну, и что там делается? — небрежно спросил Лёва.

— А то делается, — не обращая внимания на небрежный Лёвин тон, сказала тётя, — что завтра нашему Заручевью приказано перебраться в бараки на старый кирпичный завод. В гетто, чтоб его век никто не знал.

— Какое гетто? Что ты выдумываешь? — недоумевал Лёва. — Кто будет переселяться из хороших домов в гнилые бараки?..

— Лёва, — сказала тётя, сочувственно глядя на Лёву, как на больного человека, — перестань говорить глупости. Кто у тебя будет спрашивать, хочешь ты или не хочешь переселяться?..

— Но там дырявая крыша, а углы повыпадали, так что по баракам гуляет ветер. В них не хотят селиться даже воробьи…

Тётя покачала седой головой.

— Лёва, неужели ты не понимаешь, что нас потому и выселяют туда, чтобы мы уже никогда не вернулись в местечко?..

— Вернёмся, — бодро воскликнул Лёва. — Скоро Красная Армия погонит фашистов, и мы ещё к холодам вернёмся домой.

Тётя глянула на Лёву грустными глазами, но промолчала.

Было очень рано, когда жители Заручевья устремились на площадь, где до войны раз в неделю собирался базар.

Люди несли на плечах свои пожитки, гнали коров и коз, катили тачки и ручные тележки, вели и несли детей.

Тётя Малка тянула на плечах громадный узел. Рядом с ней топал Лёва, также с узлом за плечами и стопкой книг в руке.

За эти книги у Лёвы с тётей произошла короткая стычка. Тётя хотела, чтобы Лёва вместо книг взял примус и бидончик с керосином, но тот заупрямился. Они заспорили. Лёва, безусловно, победил, доказав тёте, что обед можно сварить и на костре, а вот без книг ему никак не обойтись.

— Чтоб ты здоров был и тебе понадобились эти книги, — отступила тётя Малка и заплакала.

Когда Лёва с тётей пришли на площадь, там уже собралось чуть ли не всё Заручевье. Вокруг площади стояли солдаты. Они всех пропускали на площадь, но с неё никого не выпускали. Лёва с тётей присоединились к заручевцам, положили узлы на столы, с которых шла когда-то бойкая торговля. Тётя сразу начала шептаться с такими же заручевскими женщинами, как и сама, а Лёва примкнул к мальчишкам, чтобы о том о сём расспросить их…

Вскоре из местечка прикатила машина. Долговязый начальник полиции начал о чём-то говорить, со злостью выкрикивая на своём языке каждое слово. Люди сразу затихли. Даже маленькие дети перестали плакать. Когда он окончил свою речь, слово взял седой фашист в чёрном френче.