Эдуард Веркин - Остров последнего злодея

И я похлопал Ахлюстина по плечу.

– Как это лишаешься завтрака?! – возмутился Потягин. – Почему?

– Я же вам говорил – наш эксперимент в точности воспроизводит быт сахарной латифундии. А там все было жестко. И чтобы достичь результатов, надо приблизиться к реальным условиям… Кстати, через двадцать минут начинается рабочий день. Пейте кофе.

– Тоже кукурузный? – брезгливо спросил Ахлюстин.

– Ячменный, – поправил я. – Очень питательный и бодрящий. Обеда вам не полагается, сухой паек можете получить у Андрэ. А теперь вперед! К новым трудовым подвигам.

И я стрельнул из ружья в воздух. Коллеги вздрогнули и загремели ложками, после чего разбрелись по своим участкам. А я еще некоторое время сидел за столом. Делать мне особо было нечего – до вечера, во всяком случае. Эксперимент – штука такая, особая. Как ком с горы – катится сначала медленно, зато потом, набрав массу и обороты, летит так, что не остановить. Поэтому первые дня два-три беспокоиться не придется, можно дышать, можно думать.

После завтрака я плавал. Час. Тупо, туда-сюда, туда-сюда, как крокодил. Это чтобы аппетит нагулять, с аппетитом у меня в последнее время туго, то ли предчувствия, то ли еще чего…

Аппетит нагулялся, я с удовольствием перекусил креветками по-гавайски, смешал себе коктейль, расслабился и даже вздремнул под шум волн. И даже не вздремнул, а полноценно выспался.

Потом читал Мессера. Какой ум! Какая книга! Пиршество духа, честное слово! Так проникнуть в глубь семантических дебрей! Читал про «напряги», читал про «кидалово», читал про «лохов». Про лохов особенно понравилось – все эти мои друзья стопроцентные лохи, так завтра им и скажу. А какие производные от слова «лох»! Какая мощь, какая энергия! Поэзия!

В шестнадцать ноль-ноль меня побеспокоил Андрэ. Солнце клонилось к закату. Я выпил ультразеленого чая и направился на плантации взглянуть, как там да что, куда жизнь катится.

Начал с Октябрины, ее фронт работ был ближе всего ко мне.

Плантация – штука простая. Прямоугольное поле, амбар. Даже не амбар, просто навес – чтобы тростник складировать. Тростник у нас хороший – за ночь не только отрастает, но и распадается в прах. Вернее, в сахар, в сахарный прах.

Для ботов никакого барака не было, они могли ночевать и в поле. Еще избушка для надсмотрщика – чтобы Октябрине было где погреть натруженные кости.

Столб еще.

И тростник везде.

Сахарный тростник весьма похож на тростник обыкновенный, только потолще и повыше. И цвет такой невеселый, казематный какой-то. Заблудиться в нем легко, зайдешь на три метра, и все – потерялся, растет стеной. Одним словом, растение угрюмое, для удовольствия такое выращивать не возьмешься. И вдоль тростниковой стены выстроились все двадцать ботов.

Они дружно и неумело размахивали мачете, врезались в начавшую уже коричневеть растительность. Еле-еле, никакой производительности. Я поискал Октябрину. Не видно. То ли зарубили ее, то ли сама зарубилась. Денек сегодня был жарковатый.

– Андрэ, где хозяйка? – спросил я ближайшего бота.

– Миссус отдыхает, – ответил Андрэ и продолжил размахивать мачете.

Совершенно по-дурацки.

Я направился к лачуге. Постучал в стену – дверей здесь не предусматривалось, жалюзи из бамбука только.

– Кто-нибудь дома?

– Сейчас выйду.

Через минуту Октябрина показалась. Со скрипом. Солнышко неплохо над ней поработало. Нос красный, шея красная, все красное. Надо было спреем солнцезащитным сбрызнуться. Но она его дома забыла, конечно. Бедняга.

А никто не обещал чудес курортологии, радостей талассотерапии.

– Устала? – участливо поинтересовался я.

– Нет. Солнышком просто напекло… Почему они работать не умеют?

Я хмыкнул.

– Тоже историческая достоверность? – Октябрина сощурилась.

– Разумеется. Все достоверно. Боты, как и настоящие работники, не дураки, работать не хотят.

– И что же делать?

Я пожал плечами.

– Изыскивать средства. Любые.

– Что значит любые? – насторожилась Октябрина.

– Любые – значит любые. Можешь делать все что угодно.

Октябрина хмыкнула.

– По отношению к ботам разрешается все, – подтвердил я. – Чтобы тебя успокоить насчет моральной стороны вопроса, скажу, что это не будет считаться проявлением темной стороны твоей личности. Боты – это боты. Механизмы, не более того. Кстати, поле ты даже на треть не выкосила, даже, наверное, на пятую часть, завтра, пардон за каламбур, остаешься без завтрака.

Октябрина показала мне язык и скрылась в лачуге. Я отправился инспектировать Потягина.