Ада Чумаченко - Человек с луны[Рис. П. Староносова ]

— Война будет! — загудели опять папуасы.

И только молодой отец Маши почему-то молчал и смотрел на Маклая. Маклай снял с плеча ружьё.

— Смотрите! — сказал он. — Видите птицу? Сейчас я пошлю в неё огонь, и она упадёт мёртвая'

И Маклай выстрелил. Распластав крылья, птица упала на землю. Среди взъерошенных перьев крупными каплями выступила кровь.

Папуасы бросились к птице. Они искали стрелу, убившую её. Стрелы не было. Испуганные, они смотрели на ружьё Маклая, которое они видели сейчас в первый раз. Некоторые затыкали уши, чтобы не слышать больше страшного грома.

— Если люди из Марагума придут в Горенду, — продолжал Маклай, — я брошу и в них гром и огонь, и они убегут и не тронут ваших женщин и детей. Но если люди из Горенду сами пойдут воевать с Марагу-мом, тогда будет большое несчастье. Я, Маклай, говорю вам это.

Растерянный Туй смотрел на Маклая и тяжело дышал.

— Какое несчастье? — наконец выговорил он.

— Я не скажу какое, я говорю только: большое несчастье.

— Скажи нам какое, Маклай!

— Вы увидите сами, если начнёте войну.

— Может быть, будет землетрясение? Тангрин?

— Я не говорю, что это будет тангрин.

— Ты сказал: «большое несчастье». Тангрин — большое несчастье. Скажи, может быть, это будет тангрин?

— Может быть, — коротко ответил Маклай.

— Маклай говорит — это будет тангрин, — сказал Туй, обращаясь к папуасам. — Что страшнее тангрина?

— Мы не знаем ничего страшнее тангрина.

Туй нерешительно переступил с ноги на ногу. Он смотрел исподлобья то на папуасов, то на Маклая и как будто не решался говорить дальше. Молчали и папуасы.

Маклай вскинул ружьё на плечо.

— Я иду к себе, — сказал он. — Но я хочу слышать ваше слово. Я сказал: войны не будет. Пусть теперь люди из Горенду скажут своё слово.

Папуасы продолжали молчать. Выждав две-три минуты, Маклай повернулся и сделал несколько шагов. Чья-то рука остановила его.

Маклай повернул голову. Молодой папуас, отец Маши, смотрел на него.

— Войны не будет, — запинаясь, проговорил он и боязливо посмотрел на остальных.

Но Туй тоже кивнул головой:

— Войны не будет.

— Войны не будет! — уже совсем уверенно пронеслось в толпе папуасов. — Маклай знает, что говорит. Маклай — брат папуасов. Маклай не хочет несчастья людям из Горенду. Войны не будет.

Войны так и не было. Ульсону снова пришлось собирать мешок Маклая и, как только кончились дожди, провожать его в долгие путешествия: то на островок Тиару, то в горы, в деревню Теньгум-Мана, то ещё выше — в Енглам-Мана. Маклай не бывал дома по нескольку дней, потом возвращался усталый, в промокших и изодранных башмаках, с исцарапанными руками, иногда в приступе лихорадки, но всегда бодрый, с сумкой и карманами, полными всяких сокровищ. Тут были и крохотные стрелы, с которыми папуасы охотятся на громадных, полуметровых, бабочек, и шкурки ящерицы легуана, и нарядные катазаны — гребни с перьями, и мунки-ай — дудки из кокосовой скорлупы.

Иногда он приносил пару птиц, убитых им на охоте. Птицам Ульсон радовался гораздо больше, чем другим диковинкам. Он сейчас же принимался ощипывать их, мечтая вслух о всевозможных соусах и паштетах, которые можно было бы приготовить из дичи.

— Немножко мучицы, — приговаривал он, — и я вам испеку замечательнейший пирог.

— Муки нет уже давным-давно, — кротко отвечал ему Маклай.

— Ну, тогда немного риса. Из этого какаду я сварю такой суп, какой варят только у нас в Швеции…

— Вы же знаете сами, Ульсон, что риса у нас нет больше месяца.

— Ну, тогда хоть щепотку соли, — восклицал уже в совершеннейшем отчаянии Ульсон. — Как я буду жарить этого паршивого попугая без соли!

— Сейчас конец октября, — сухо отвечал Маклай. — Мы живём здесь больше года. Наших припасов хватило всего на два-три месяца. Вы сами это великолепно знаете, Ульсон, и каждый раз вы просите у меня то муки, то сахару, то масла, то соли. Как вы думаете, Ульсон, уж не прячу ли я это всё у себя под подушкой и не закусываю ли я этим, когда вы спите?

— Я был бы идиот, если бы так думал! Разве я не вижу, чем вы питаетесь? Разве вы не ели вчера сырого краба? Вы — учёный человек, знаменитый путешественник, и… сырой краб! Фу!

— Почему же мне не есть сырых крабов, если их едят папуасы?

— Папуасы!..

И Ульсон сделал такую гримасу, будто, ему дали понюхать что-то очень и очень противное.

— Ульсон! Если вы не хотите со мной ссориться, — твёрдо говорит Маклай, — бросьте эти ужимки и гримасы, когда вы говорите о папуасах. Папуасы ничем не хуже нас. Они меньше знают, это так. Но этого ещё очень мало, чтобы вы морщили нос и кривили губы. Вот вы прожили здесь столько времени, а знаете ли вы, как живут папуасы?