Ольга Гурьян - Повесть о верной Аниске

— Ах ты моя милая! Ты моя хорошая! Если бы ты только знала, как я тебя люблю! Уж я ждала-ждала тебя, думала, не дождусь.

Она сама повела Аниску переодеваться, подарила ей цветное платье и башмачки со своей ноги. У Анны-то Ярославны ножка маленькая, узенькая, с высоким подъёмом, в Аниска-то всю жизнь босиком шлёпала, растоптала пятки. Не лезут нарядные башмачки, никак ногу в них не втиснешь.

— Этому горю можно помочь, — сказала Амальфея Ни миишна, взяла большие ножницы, надрезала башмачки в двух местах, натянула Аниске на ноги. Надрезы под длинным подолом вовсе не заметны.

Встала Аниска на ноги, стоит качается. Так жмут башмаки, будто железные. Будто с каждым шагом по раскалённым угольям ступаешь. Ступила шаг, ступила другой, улыбается, а у самой на глазах слёзы.

Тут прибежала девушка, доложила, что княгиня Анну Ярославну к себе требует. Все ушли, и Аниска осталась одна.

Села она на пол, губу закусила, стягивает башмачок. Фу, еле стянула. Сидит Аниска на полу, смотрит на свои босые ноги, распухшими пальцами шевелит — шевелятся! «Недолго отдохну и опять обуюсь». Ан нет, ноги будто вдвое больше стали — не лезут башмачки, и всё тут. Аниска и так и этак их тянет-натягивает. Не лезут — вот напасть.

И вдруг слышит, кто-то смеётся.

Подняла Аниска глаза, а в дверях стоит мальчик.

Уж взрослый парень — лет четырнадцати, а такой чудной. Белый и румяный, как девчонка. Длинные волосы в кудри завиты, и на них шапочка с пёстрым пером. Кафтанчик на нём розового шёлка, короткий, чуть ниже пояса, а на ногах голубые суконные чулки и башмаки такие же. Стоит и смеётся. Как закатился, остановиться не может. Отведёт глаза в сторону, опять на Аниску посмотрит, опять зальётся смехом.

— Ты чего зубы скалишь? — сердито спросила Аниска и показала ему кулак.

Тут уж ему вовсе удержу не стало. Вдвое согнулся, руками всплёскивает, хохочет.

Аниска совсем рассердилась. Встала, зашлёпала босыми ногами по полу, подошла и башмачком его прямо по макушке, по шапочке стукнула.

Он перестал смеяться, выпрямился, поклонился и залопотал непонятное. Показывает себе на грудь и говорит:

— Пертинакс.

«Перти, петри, и не выговоришь, но понять можно — по нашему будто Петруша». Аниска тоже показала себе на грудь:

— Аниска.

— Анике, — повторил Петруша, сел рядом с ней на пол, снял с ноги голубой башмак и протягивает Аниске. Она примерила — ну прямо по ней. Он ей второй подаёт.

Тут Анна Ярославна возвратилась от княгини, увидела, как они рядышком сидят, прищурила глаза, плечиком дёрнула, одним уголком рта усмехнулась и проговорила:

— Ай да Аниска! Мне французский король пажа прислал, чтобы он мне прислуживал, а он, вишь, тебе угодить старается?! Надели на тебя цветное платье, ты уж думаешь, что сама стала княжна.

Аниска в ответ вздохнула и говорит:

— Если я тебе не угодила, прошу прощенья. А лучше отпусти меня домой. Там без меня хозяйничать некому.

Анна Ярославна кинулась ей на шею, целует, уговаривает:

— Ну вот глупая какая! Уж сразу и обиделась. А я тебя никуда от себя не отпущу. Будем вместе, неразлучные, из одной мисочки есть, на одной кроватке спать. Чего ты дома не видела?

На этом и помирились.

нягиня-матушка порешила, что до границы Анну Ярославну будет сопровождать большая свита. А от границы та свита обратно возвратится, и уж в самую Францию поедут с княжной только Амальфея Никитишна и Аниска. Вот стали их готовить в дальнюю дорогу. Стали их спешно обучать французскому языку, чтобы они могли там объясняться, а не хлопали глазами, как деревянные.

Анна Ярославна уж так-то хорошо учится по-французски — няньки-мамки даже все удивляются.

— Ах умница ты наша, разумница! Да как это у тебя складно получается! И слова-то все непонятные, а выпеваешь, будто соловушка. Ввек тебя не наслушаемся. Порадуй нас, ещё словечко по-французскому вымолви!

Анна Ярославна легко учится, а Аниска того легче. Она мимоходом на кухню заглянет, с французскими поварятами поболтает. Она на конюшню забежит, с французскими конюхами беседу заведёт. Она с Пертинаксом как сорока трещит, ссорятся да мирятся, помирятся и опять поссорятся. С каждым днём всё быстрей лопочет. Анна Ярославна даже обиделась, выговаривает Аниске: