Валерий Кобылин - Приключение на реке Лесной

— А! Вот оно что, — сказал папа. — Знакомое лицо. Где-то я его вроде видел. Эй! Парень! Плыви обратно, далеко не убежишь!

Парень не хотел плыть обратно, на карачках выкарабкался по глинистому склону на берег и, не оглядываясь, побежал прочь. Лодка его сиротливо покачивалась на взволнованной людьми воде.

Ромка лежал у самой воды, свернувшись калачиком. Его только что вырвало. Папа и Мишка склонились над ним. Он был бледен, глаза сонные.

— Ромка, — растерялся Мишка.

— Рома, что с тобой? — спросил папа.

— В голове больно, — тихо ответил Рома.

— Так, — сказал папа, взял Ромку на руки и понес к мотоциклу. Ромку усадили на передок заднего сиденья и он оказался плотно прижатым между папой и Мишкой. Мотоцикл, недовольно ворча, запетлял по тропинке. Ромка, вялый, безучастный, прижался к папиной спине, голова с черным топырщатым ухом безвольно покачивалась на худенькой шее. Мишке очень жалко было Ромку, а вдруг Ромка умрет. Как же тогда Мишке жить без Ромки...

Тропинка наконец выпрыгнула на дорогу, но папа поехал не домой, а повернул в Североонежск. В больницу, догадался Мишка и успокоился. Там Ромке погибнуть не дадут, вылечат.

У Ромки оказалось сотрясение мозга. Такой диагноз снова разбередил в Мишке опасения за Ромкину жизнь, и назавтра он прибежал в больницу. После настойчивых просьб бабушка в очках сказала: «Ладно, иди уж», обрядила его в длинный, чуть не до пят, белый халат, и Мишка с замиранием сердца вошел в палату № 7.

Там уже сидел на табуретке возле Ромкиной койки его отец, дядя Коля. Он показался Мишке сильно постаревшим. А Ромка ничего, лежал, хорошо так смотрел на Мишку, и по его глазам Мишка понял, что Ромка рад его приходу.

— Это, Ромка, хорошо, что ты не умер, — сказал Мишка и тут же понял, что брякнул что-то не то, потому что больные заулыбались, а их, кроме Ромки, в палате было еще двое. Ромкин отец крякнул, а сам Ромка вроде как сконфузился.

— Я что, дурак, что ли...

— А я тебе твоего окуня принес. Его мамка в сметане поджарила. Вкуснятина! — сказал Мишка, вынимая из сумки завернутого в целлофановый пакет окуня и литровую банку с клюквенным морсом.

Положил гостинцы на тумбочку и стал рассказывать, как папа, дяденька Полуянов из папиной бригады и милиционер доставали бензопилы из воды, и что того парня по описанию многие узнали, его ищет милиция, а может, уже и нашла.

— Я, Рома, пойду, — сказал дядя Коля. — Поправляйся, сынок. Завтра с мамой придем...

Он пошел к выходу, но задержался у двери и незнакомым хриплым голосом заговорил:

— Я это... Рома. Все. Окончательно. Не пью больше! Досыта напился. Всю ее, проклятую, не перепьешь. Вот при Мишке говорю. Всё!

Ромка недоверчиво посмотрел на отца и не то согласился, не то попросил:

— Ты, папа, не пей больше.

— Не буду, сынок. Разве уж когда совсем немного по великим праздникам. А так — всё! — он махнул рукой и вышел из палаты.

С минуту в палате стояла мёртвая тишина. Большой дяденька, у которого на лбу почему-то лежала круглая грелка, глубоко вздохнул, и Мишка понял, что Ромкиному папе не поверили.

— Мирового окуня я вытянул, — вдруг улыбнулся Ромка. — Десяти твоих плотвичек стоит. Или нет?

— Стоит, — охотно согласился Мишка, хотя в другое время и в ином месте он поставил бы зазнавшегося Ромку на свое место.

— Значит, ты кто?

«Балда», — хотел сказать Мишка, но посмотрел на Ромкиных соседей и смутился, не называть же себя десять раз балдой перед незнакомыми людьми.

— Ладно, потом, — уловил его состояние и смилостивился Ромка, И Мишка понял окончательно, что Ромка пошел на поправку и умереть ему уже никак невозможно.