Яник Городецкий: Оранжевое лето

Морган не ответил. Он продолжал неотрывно смотреть на друга.

— Как, ты сказал, его зовут? — медленно спросил он.

— А картины продаются? — спросила Лин, когда мы брели из магазина по узкой улочке. — Он их один рисует?

— Нет, не один. Это картины разных художников. Он любит делать рамы, сам он вообще-то и не рисует почти. Знаешь, я и сам толком не знаю, продает он их или нет. В принципе, да. Но я не припомню, чтобы у него кто-нибудь хоть что-то купил. Все они стоят уже несколько лет, он только протирает их и добавляет новые. Мне кажется, он сам не хотел бы, чтобы они исчезли, поэтому отговаривает всех их покупать, — серьезно сказал я.

— Сказочник — это ты, — сказала девушка. — Сказочник и волшебник. Здорово, что ты мне показал это место. И жалко, что я не умею рисовать.

— Все умеют рисовать, — не согласился я. — Хочешь, я тебе докажу.

— Не получится.

— Получится. Пошли! — я кивнул в сторону берега. Там, в сторожке, у меня лежал альбом и несколько карандашей. Я отпер дверь и стал смешливо-галантным: я резко выпрямился у открытой двери и пригласил Лин войти первой, потом зашел сам и стал искать в столе карандаши. Среди нескольких десятков крошечных предметов это оказалось непростой задачей: в маленький шкаф поместились несколько свечей и подсвечник, жестянка из-под леденцов, связка каких-то странных ключей, пустая пачка из-под моих дешевых сигарет, дюжина стертых донельзя ластиков, ножницы, тонкая брошюра о правилах дорожного движения и еще куча интересных мелочей, о которых я никогда не вспоминал. И вообще они почти все принадлежали Шону.

Карандаши я все-таки нашел, большой и маленький. Неудобный маленький я оставил себе, а длинный отдал Лин вместе с альбомом, только вырвал себе листок.

— Ну, сейчас я тебя нарисую. Заодно ты убедишься, что рисовать я все-таки не умею, — сказала девушка, собираясь взять из шеренги стул и сесть за стол.

— Э нет, — остановил ее я. — Это примитивно. Я больше люблю иначе.

Я нашел в тумбочке старое драное покрывало и бросил его на траву.

— Садись, — сказал я.

Мы сидели на этой тонкой тряпке спина к спине, подтянув колени и положив на них белые листы. Сквозь прорехи приятно кололась трава, волны тихо выкатывались на берег и шумели, а далеко отсюда чуть слышно шумел быстроходный катер. Я закрывал глаза и слушал, потом открывал и смотрел, наслаждаясь каждой минутой и почти не вспоминая о том, что их у меня остается все меньше. Рука скользила по гладкому листу. Он сгибался и мялся у меня на коленях, но линии все равно оставались такими толстыми и тонкими, как того хотел я. Иногда я пытался заглянуть через плечо и посмотреть, что рисует девушка, но она толкала меня локтем и говорила, чтобы я не подглядывал, а я нарочно смешил ее и старался подглядеть.

— Я хочу сделать змея, — сказал я, вспомнив оранжевый конверт.

— Снова?

— Да. Только побольше.

— Мы сделали один раз такого змея… полтора метра в крыльях. Он был похож на огромную птицу, — вспомнила Лин. — Очень долго сидели, так старались, а он оказался тяжелым и не взлетел. Потом дождь пошел такой сильный, просто ливень… а мы сидели под ним и смеялись. Вода ручьями льется, молнии бьют, а мы сидим в кустах под змеем… и довольны. Аарон, я и Хэл. Потом мы все вместе заболели, — Лин улыбнулась. — А зачем тебе змей?

— Хочу Дэмиэну подарить.

— Так давай сделаем. Итан… Ты такую классную сказку придумал, с этой Африкой… Эван мне тогда всю ночь рассказывал, как змей над ней летал и всех пугал. Такого насочинял, я думала он не заснет от волнения. Потом захожу к нему, а он лежит с конвертом в обнимку. Не отдал… Я забрала его, только когда он заснул. Ты столько сделал для него, — сказала девушка. — А я все время в больнице, и мне даже некогда поиграть с ним. Я передала ему твое пожелание. И про секрет рассказала.

— Да? А он что?

— Ничего. Вроде, повеселел.

— Ну и хорошо, — кивнул я.

Тяжелых шагов не услышали ни я, ни Лин. Я втянулся и перестал вообще что-либо замечать, только слушал, как шуршит над бумагой карандаш Лин и мой собственный, маленький и сточенный, как в стихотворении Дэма. Я поднял голову, только когда увидел перед собой два кроссовка, а выше — широкие голубые джинсы. В это же мгновение мне под ноги упал букет белых лилий. Все дальнейшее произошло так стремительно, будто снятую пленку ускорили в несколько раз. Я напрягся.

— Сам встанешь или помочь, сучонок? — поинтересовался Аарон, угрожающе наклонив голову. Лин резко отложила рисунок и оглянулась. Я не успел ответить — парень резко нагнулся, схватил меня за воротник рубашки и дернул вверх, одной левой. Верхняя пуговица оторвалась и упала в траву.