Юрий Сотник - «Крокодиленок»

Артамонов так же быстро ответил:

— А чего тебе надо, чего тебе надо, чего тебе надо?

— Ну-ну, петухи! — раздался над нами строгий голос.

Какой-то прохожий развел нас в стороны.

Тут мы увидели, что из школы выходят педагоги.

— Ладно, редактор, попадешься еще! — сказал Артамонов и убежал.

Я обернулся к Замятину. Шапка редактора лежала на тротуаре, голова его была облеплена снегом, но почему-то он все-таки имел довольный вид.

— Больно? — спросил я.

— Чепуха! Я к этому был готов, — ответил редактор, вытирая лицо. — Нас этим не сломишь!.. А тебе — спасибо. Ты благородно поступил. Руку!

Мы крепко пожали друг другу руки. Я так был взволнован, что даже не мог говорить.

Редактор вытряхивал снег из-за воротника. Лицо его снова стало хмурым:

— Только вот что, Семен… Ты только не обижайся, но мы тебя опять запланировали.

Я молчал. Молчал и Кирилл.

— Понимаешь, дружба дружбой, а принцип принципом. Мы тебя запланировали на тему о шпаргалках.

Я плюнул в сторону, повернулся и пошел.

— Хочешь, я тебе по алгебре помогу? — каким-то жалобным голосом спросил редактор.

Я, конечно, даже не оглянулся.

24 февраля.

Настроение паршивое. Сегодня подошел к Михаилу и сказал:

— Артамонов, я вчера был неправ. Теперь я пальцем о палец не ударю, если ты… Ну, в общем, ты понимаешь.

Артамонов опустил голову, подумал и вздохнул:

— Что в этом толку! Его поколотишь, а он только гордиться будет: мол, за принципы пострадал. Заметил? Он даже никому не пожаловался на вчерашнее!

25 февраля. 6 часов 30 минут.

Сережа Бодров ликвидировал двойку по русскому и химии. Теперь у него только одна: по алгебре.

Завтра снова выйдет «Крокодиленок», и снова я буду там висеть. Удивительно, как это у Замятина хватает изобретательности: пишет все об одном и том же да об одних и тех же, и каждый раз по-новому!

Только сейчас у меня явилась интересная мысль: «А что было бы с „Крокодиленком“, если бы Артамонов, Бодров и я перестали получать двойки и заниматься болтовней на уроках? Где бы тогда редакторы нашли материал, чтобы выпускать газету? Ведь, кроме нас, в классе нет больше двоечников!»

Над этим стоит подумать.

6 часов 50 минут.

Нет, это здорово! Представляю себе, какая будет у Кирки физиономия, когда он увидит, что материала для его газеты нет! Сейчас позвоню Артамонову.

7 часов 15 минут.

Ура! План созрел! Артамонов две минуты хохотал по телефону. Сейчас побегу к Сережке Бодрову сообщить ему наш адский замысел.

26 февраля.

Сегодня вышел новый номер «Крокодиленка». На нем вместо рисунка я увидел свой карандаш, исписанный формулами. Он был прикреплен к бумаге ниточками.

Под этим карандашом было написано:

« По самым скромным подсчетам, Сеня Ложечкин затратил на эту ювелирную работу не меньше трех часов.

Не лучше ли было бы затратить один час и честно выучить формулы? »

Ничего, Кирочка! Последний раз вы торжествуете. Вы и не знаете, какие тучи собираются на вашем горизонте. Вы и не знаете, что вчера вечером Артамонов целый час объяснял нам с Бодровым алгебру, а потом мы еще час гоняли его по географии. И вы пока еще не заметили, что Бодров, Артамонов и Ложечкин сидели сегодня на уроках, словно в рот воды набрав. Вы не заметили, что Артамонов на переменах никому не подставил ножку, никого не щелкнул по затылку. Ничего. Скоро заметите!

Оказывается, не так уж трудно молчать, если с тобой не заговаривают.

28 февраля.

Вчера не писал в дневник: сидел над алгеброй. Все эти дни в классе мертвая тишина. Кира с Валеркой удивленно поглядывают на нас, мы молчим и ехидно улыбаемся.

Артамонова вызвала к доске географичка. Редактор и художник насторожились было и приготовили карандаши, надеясь получить материал для фельетона о плохом знании географии, но они просчитались: Артамонову поставили четверку.

Сегодня после уроков Кирилл с Валеркой не пошли в пионерскую комнату делать свою газету. Представляю себе, как они скучают!

29 февраля.

«Крокодиленок» не вышел!!!

В коридоре уже не видно было толпы смеющихся ребят, и никто не качал редактора и художника!

Я ответил по алгебре на пятерку (интересный все-таки этот предмет!), а Бодров — на тройку.

Во время большой перемены безработные члены редколлегии слонялись по коридору с унылыми лицами, а мы с Артамоновым ходили следом за ними и подтрунивали: