Д. Графт-Хансон - Убежище идола

оафо и Агьяман так устали, что проспали рассвет. Они проснулись, когда солнце уже стояло в небе и весело заглядывало к ним сквозь листву дерева, на котором они устроились на ночлег. Боафо посмотрел вниз: хотел удостовериться, что Мпотсе вернулся.

Верный пес лежал под деревом и с наслаждением что-то грыз — трофей, принесенный с удачной ночной охоты.

Ребята спрыгнули на землю — сначала Агьяман, за ним Боафо. Они потянулись, стряхивая с себя последние остатки сна, и Мпотсе с удовольствием встряхнулся тоже.

Боафо надел на Мпотсе самодельный ошейник, поднял то, что грыз пес, и показал Агьяману.

— Смотри-ка, мышь, — засмеялся Агьяман. — Ну, Мпотсе, я вижу, ты поохотился славно…

Боафо бросил мышь в траву, Мпотсе ринулся было за ней, но сильная рука Боафо удержала его.

— Ну, пошли! — сказал Боафо Агьяману. — Путь до города не близок. Мы и так проспали рассвет. Кто знает, что может случиться с Опокувой.

Агьяман прекрасно понимал друга. До того, как стемнеет, они должны дойти до Манкесима, все рассказать Нане Оту. Он спасет, непременно спасет Опокуву!

…Они шли через подлесок быстро и молча, и Мпотсе так же молча и быстро бежал впереди. Довольно скоро они нашли вчерашнюю тропу и принялись спускаться с холма. Идти стало легче, к тому же был день, а не ночь. Скоро они выйдут на открытое место, и тогда им легче будет найти дорогу к городу.

Ребята шагали быстро, но осторожно: в любую минуту можно было нарваться на кого-нибудь из этих диких жрецов. Приходилось быть начеку.

Они внимательно смотрели под ноги, старались не шуметь, даже продираясь сквозь густые кусты. При каждом шорохе Боафо с Агьяманом останавливались, замирали на месте и стояли молча и тихо до тех пор, пока не убеждались, что опасности нет. А потом шагали еще быстрее, изо всех сил наверстывая упущенное. Они перешагивали через лежащие на земле гигантские стволы деревьев, перебирались через рытвины и колдобины, пускали в ход мачете. Голод терзал их все сильнее, и наконец Агьяман сказал:

— Надо найти что-то… Мы не дойдем…

Боафо вздохнул и признался, что голоден тоже: они же так ничего и не ели со вчерашнего дня, когда полакомились вместе с Опокувой ананасами.

— Давай искать что-нибудь, только не останавливаясь, не сходя с тропы. Просто будем смотреть направо, налево, себе под ноги, чтоб не пропустить то, что съедобно. Да и скоро город…

Агьяман не возражал: Боафо был главным, а долг подчиненного — слушаться, даже на пустой желудок.

Оба усердно всматривались в лесную чащу: теперь уже не от страха перед врагом, а в поисках пищи. Но как назло ничего съедобного не попадалось. Кружилась голова, тяжестью налились ноги, идти становилось все труднее. Спуск кончился.

— Не могу больше, — взмолился Агьяман. — Давай немного передохнем, совсем немного. Раз уж нет пищи, дадим хоть отдых ногам… А то тебе придется тащить меня на себе…

Он еще пытался шутить, но шутка не получалась; Агьяман остановился, и Боафо пришлось остановиться тоже. Он яростно повернулся к Агьяману.

— А если б Опокува была твоя сестра, твоя, а не моя, что тогда? — крикнул он, забыв об осторожности. — Тогда бы ты небось о еде не думал!

— Не ругай меня, — тихо попросил Агьяман. — Посидим чуть-чуть, ну самую капельку, и отправимся дальше — найдем мы еду или нет, а до города мы дойдем, обещаю…

Боафо сел на землю. Агьяман стоял, прислонившись спиной к могучему дереву, и устало смотрел перед собой. Оба молчали. И вдруг раздался радостный крик Агьямана:

— Смотри, смотри! Вон там… Похоже на папайю…

Крик Агьямана вывел Боафо из оцепенения. Он медленно поднялся, вгляделся в заросли. Правда, похоже…

— Пошли посмотрим, — сказал он и первым ринулся в чащу.

Это и в самом деле была папайя — одно-единственное засохшее деревцо. Наверху висели две круглые зрелые дыньки. Какое-то время ребята стояли в раздумье: как же до них добраться — они на самом верху? Боафо опять было приуныл, но он не успел расстроиться по-настоящему. Агьяман решительно вытащил ржавое свое мачете и пустил в ход. Несколько сильных ударов — и деревцо грохнулось наземь. Боафо не терял времени: бросился подбирать плоды папайи.

Они выгребали маленькие черные зернышки, а уж потом уплетали свежую желтую мякоть, упивались душистым прохладным соком. В этой сухой жаре, в зное нового утомительного дня папайя дала им не только пищу, она утолила жажду. Отдохнув и подкрепившись, друзья продолжали свой путь к городу.