Павел Шуф - Улыбка лорда Бистузье

— Ясно теперь?! — торжествовал Стасик. Стелла поджала губы:

— Мне-то ясно. Но при чем тут трава твоего деда? С джинном которая…

— Так вот она же и есть! — воскликнул Стасик. — И дед то же говорит. А дед не обманывает.

Стелла ухмыльнулась:

— Что-то я не понимаю тебя, Стасик. Ты притворяешься или серьезно все это говоришь? Как та трава называется? Ну та, что дед твой запалил.

— Исирик.

— Вот! А ты мне совсем другое в глаза тычешь. Гармала какая-то. У тебя, наверное, курица и верблюд — одно и то же. Так что не отвертишься от поручения — готовь лекцию. Сама проверю…

Стасик до боли закусил губу и захлопнул книгу.

Урок Александра Григорьевича был предпоследним. Едва ботаник вошел в класс, Стасик бросился к нему с веточкой, которую заранее положил в парту. Протягивая Александру Григорьевичу подрагивающую в руках веточку, он взмолился:

— Скажите Стелле!.. Скажите!..

Учитель повертел веточку и спросил:

— Откуда у тебя исирик?

— У деда взял…

— Вот так-то! — злорадно заключила Стелла. — А он про какую-то гармалу нам в классе показывает. Я же говорила… А он выкручивается.

— Верно, — кивнул учитель. — Называют это удивительное растение по-разному. В Таджикистане, например, его имя — испанд. А по-научному — гармала. Это ты, Хван, верно сказала.

У Стеллы вытянулось лицо. Стасик торжествовал. Наконец Стелла уронила:

— Удивительное?.. А чем оно… удивительное?

Александр Григорьевич охотно объяснил:

— Свойствами своими оно удивительно. Еще в древности люди заметили, что гармала, или, если хотите, исирик, уже одним тем, что просто находится в комнате, дезинфицирует воздух, убивает растворенную в нем болезнь. Народ сметлив, наблюдателен, а народная медицина — и вовсе вещь до конца не изученная и по сей день. Сам Ибн Сина знал целебные свойства гармалы и советовал подвешивать ее пучки в комнате.

— А если… Если жгут ее?.. — Стелла пыталась ухватиться за последнюю ниточку.

— И так поступают, — подтвердил учитель. — Дым гармалы — настоящая аптека! Чудо природы. В старину, бывало, объявлялись шарлатаны, называвшие себя заклинателями злых духов. С помощью этой травы они дурачили легковерных, делая вид, что изгоняют из больных злых духов, демонов болезни. А ведь вполне приличное, дельное растение. Никакой мистики, сплошная наука. Эту траву можно в лабораториях изучать…

Стасик упивался словами Александра Григорьевича. Стелла сидела, не в силах оторвать взгляда от крышки парты. В середине урока к ней пришла записка от Стасика: «Ну, как лекция? Привет от джинна!» Стелла отослала записку ему же, упрямо написав на обороте: «Все равно! Сам слышал, что сказал А. Г. Ее колдуны использовали». Стасик не отступил и прислал новую записку: «А Ибн Сина? А лаборатория?» Стелла упорствовала. Она ответила с подковыркой, с подглядыванием в учебник химии, с оттяжкой, с кастетом в каждом слове: «А аппендицит этой твоей травой вылечить можно? И вообще, Барханов, пионер обязан верить не в чертовщину, а в биохимию растительных соединений и в журнал «Знание — сила». Понял? И деда к тому же приучать. Ясно?»

Поняв, что Стелла непобедима, Стасик сложил язык и прекратил борьбу.

Но на другой день он удивил нас, явившись в школу только к третьему уроку. Был Стасик бледен, рассеян, расстроен. Эммануил Львович трижды назвал его имя, прежде чем Стасик услышал и испуганно вскочил:

— Что?.. Меня?..

— Если ты — Барханов, то тебя, — улыбнулся Эммануил Львович. — Стихотворение выучил? Рассказывать иди.

Стасик опустил голову.

— Не выучил… В смысле — не успел.

— Траву жег? — хохотнула Стелла.

Стасик молчал.

— Что случилось, Барханов? — Эммануил Львович подошел к парте Стасика. — Заболел, что ли?

— Не я… — глухо сказал Стасик. — Дедушка… Сердце у него слабое… Осколок с войны в левом плече притаился. Как мина в теле сидит. Чуть погода переменится или, к примеру, расстроится дед, понервничает — сразу нехорошо ему.

— Фронтовик?

— Танкистом он был, — вздохнул Стасик, — До ухода на пенсию работал бульдозеристом. А теперь вот… болеть зачастил. В больницу его утром увезли. Я у него был, термос с бульоном отвез, потому и опоздал в школу.

— Поправится твой дедушка, не беспокойся, — вздохнул Эммануил Львович и добавил — И погода хорошая на дворе. Долго не переменится.

— Погода-то хорошая, — скучно кивнул Стасик. Он не видел, что при этих его словах Стелла метнула в залитое радостным солнцем окно взгляд, полный тревоги и отчаяния.