Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

Мы переглянулись. Вот так дела! Еще и на уроке ни разу не был, а уже угодил в черный список.

— Не переживай! — вздохнул Борька — и сам вконец огорченный. — До второй смены у нас еще три часа. Достанем где-нибудь стекло. Вставим…

Я махнул рукой:

— Теперь уж помолчи лучше, стекольщик несчастный. Видал, как ловко она?.. Своей указкой… Я же говорил — давай к ней. А ты заладил свое: не пустит…скелеты простудятся.

Борька беспомощно развел руками, и мы поплелись домой — искать стекло. Сегодня, в первый мой школьный день в Ташкенте, анатомия стояла в расписании первой. А я, еще и не заявившись на уроки, рисковал заполучить репутацию человека, который бьет скелетам окна…

Как говорит Акрам — «Земля — круглая, и потому корабль по макушке узнают».

Когда надо, стекла на дороге не валяются. Тем более — целые. Чтобы их на окно хватило… Мы облазили весь микрорайон, обшарили свалки, но нигде не обнаружили и намека на выброшенное стекло. Наконец Борька предложил:

— А хочешь, у меня снимем?

— У тебя?.. Это где же?

— А в комнате. Там все равно двойные. Не замерзну. И мама не заметит.

— Вот еще! — отклонил я идею Самохвалова. — Если на то пошло, то надо у меня снимать. Я ведь разбил, а не ты.

Дома, с первого же взгляда на окна, мы поняли, что стекла нам отсюда не извлечь. Замазка держала его мертвой хваткой.

— Гляди, — сказал вдруг в окно Борька. — Щипахин опять тащит добычу.

Мимо наших окон семенил мужичок в телогрейке, держа в руках старую раскладушку и смеситель для душа. Я готов был поклясться, что какой-нибудь час назад эту раскладушку видел на одной из свалок, а смеситель — на другой.

— Кто такой? — шепнул я.

— Чудак один. Дядя Сидор. А фамилия у него — Щипахин. Его тут у нас все знают. У него дома склад целый из такого вот хлама. И гараж забит. Что на улице увидит — все домой тащит. Соседи мебель привезут, начинают распаковывать, а он уже тут как тут — упаковку поджидает. Поролон, фанеру, да и картон тоже берет.

— А зачем ему все это?

— Говорит, в хозяйстве все пригодится.

— И старая раскладушка?

— И раскладушка. И утюг. И выключатель, и стиральная машина. Он говорит так: одна старая вещь — это десять новых. Их только нужно уметь разглядеть.

— Но — раскладушка… — напомнил я.

— Это для тебя она — раскладушка, — объяснил Борька. — А для него это — алюминиевые трубки, запчасти…

— Ясно! — кивнул я. — Сирье!

— Вот-вот! — подтвердил Самохвалов, обрадованный тем, что я припомнил хорошее и точное слово, которое в этот момент почему-то бродило слишком далеко от его головы, чтобы он мог его заприметить и назвать первым.

— А стекло у него есть? — спросил я. — Чем стекло хуже раскладушки? Его тоже ведь, бывает, выбрасывают.

— Бывает, — кивнул Самохвалов. — Только его на части ведь не разбирают. Разве что только как ты сегодня. В школе…

Ни слова больше не говоря друг другу, мы выскочили на улицу и побежали догонять дядю Сидора, который уже входил в свой подъезд. Мы настигли его у самой двери, когда, прислонив раскладушку к телу лифта, он копался ключом в замке. Запыхавшиеся, мы навалились на него вопросом.

— Стекло есть?

Дядя Сидор задержал ключ в замке, не спеша открывать, и с удивлением оглядел нас.

— Какое надо стекло? — деловито спросил он. — Для очков? Может, для заднего обзора в «Жигульке»? На телевизер? Куда стекло-то?

Мы переглянулись. Вот так дядя Сидор! На кой нам, спрашивается, автомобильное заднего обзора, когда нас устроит всего лишь стекло для окна в кабинете зоологии. И — вполне переднего обзора.

— Оконное нам надо, — уточнил я. — Оконное. В кабинете зоологии надо срочно вставить.

— Оконное? — разочарованно протянул дядя Сидор. — А я-то думал, чего-нибудь посложнее.

И дядя Сидор занялся дверью уже всерьез. Только тут заметил я, что первым делом он освобождает дверь от широкого стального кушака, перепоясавшего дверь по диагонали. Такие могучие запоры я видел только на воротах коровника в нашем поселке, где боялись, что иначе бык протаранит ворота и уведет стадо на волю. Наконец этот кушак упал тяжелой головой на порог, и дядя Сидор, повозившись уже с замком в самой двери, распахнул ее и пригласил нас к себе.

Я шагнул в узенький коридорчик и замер, изумленный. Прямо передо мной, надежно закрывая вход из коридора в гостиную, стоял контрольный автомат, помигивая красноватым глазком. Я скосил глаза на Самохвалова и отметил про себя, что Борька спокоен. Значит его очередь удивляться давно прошла. А удивляться было чему. Автомат был точь-в-точь такой, как на станциях метро, где нужно было расстаться с монетой, чтобы попасть к поезду.