Александр Пунченок - Пассажир дальнего плавания

— Ну, так, — подтвердил Яшка, — надо только, чтобы мальчишки не воровали, а то птиц попугают.

Профессор растрепал яшкины волосы и громко рассмеялся:

— Чудак! Какие же здесь мальчишки на необитаемых островах? В этом вся и загвоздка: как будут вести себя кайры, когда рядом с ними поселятся люди. Пока на «птичьих базарах» у кайр есть только один враг — чайка-бургомистр. Это настоящий разбойник; он ворует у них яйца и птенцов…

Голос профессора был уже где-то далеко; его заглушал шум, который доносился с острова. Даже рокот мотора стал едва слышен. Впереди слева из-за крутого утеса выдвинулся другой утес, а на нем будто построили три огромных ступени и набросили на них белые покрывала. Столько было птиц.

— Вот это да, — пробормотал Яшка, уставясь на птичью гору.

А что творилось в воздухе! Птиц носилось видимо-невидимо. Нет, профессор сказал неправду. Здесь был не миллион птиц, а сотни миллионов. Мошкары на болоте и то меньше. Кайры суматошно летали во все стороны, взмывали кверху, словно камни, падали вниз на воду, поспешно плыли куда-то, ныряли, опять поднимались — и всё с криком, с гамом. Шум стоял — не описать. Волны разбивались о скалы и взлетали вверх белыми всплесками, но рокота прибоя не было слышно.

Яшка не знал, куда поворачивать голову, на что смотреть.

— Вон, — крикнул ему профессор, — вон бургомистр, видишь, высоко в воздухе — большой, черный!

Мальчик схватил ружье, но Дроздов удержал его:

— На птичьих базарах стрелять ни-ни!

Яшка даже не успел спросить: почему?

Катер несколько раз черкнул килем [19] Киль — продольный брус, идущий по днищу вдоль корпуса катера. по мягкому песку и уселся на грунт всем корпусом, не дойдя до берега каких-нибудь пять-шесть метров. Бухта была маленькая, защищенная с трех сторон высокими выступами скал. Крикливых неугомонных кайр летало здесь мало. «Базарный» гул доносился откуда-то сверху.

Люди сразу выпрыгнули из катера в воду и, ухватившись за борта, протащили его еще немного. Потом, шагая по колено в воде, стали переносить имущество экспедиции.

Яшка тоже хотел выпрыгнуть, но профессор крикнул ему:

— Сиди! Будешь подавать вещи из катера. Куда ты в таких башмаках!

«Эка важность, — подумал Яшка, — что у всех высокие сапоги, а я в своих воды зачерпнуть могу. Ну и что ж, потом высохнут».

Но профессор, когда брал ящик, объяснил:

— Простудишься если да заболеешь, куда мы тогда тебя положим, в птичью больницу, что ли?

Это в яшкины расчеты никак не входило. Пускай болеет кто-нибудь другой, а он будет помогать знаменитому профессору строить на острове курятники для диких птиц и считать, сколько они яиц снесут. В этих вот ящиках, наверное, микроскопы увеличительные.

Работали все дружно, особенно старался штурман Жук. Другие таскали вещи вдвоем, а он свободно вскидывал на плечи самые большие ящики и нес их далеко на берег, широко и легко перешагивая с камня на камень. Видно было, что штурман очень сильный. Но мальчик, украдкой наблюдая за ним, решил по-своему: это Жук нарочно старался, хвастал.

Яшка никак не мог забыть своей обиды.

Последний большой ящик пытались поднять трое, да так и не справились; но тут подошел Жук, взял его и понес на берег. В одном месте, переступая через высокий камень, второй штурман поскользнулся и едва не упал в воду вместе с ношей, однако удержался на коленке и ящика не уронил.

— Во, — невольно вырвалось у Яшки.

Затем все опять взялись за борта разгруженного катера и потащили его меж камней к берегу.

На песке белели клочья пены от волн, потому что волны, набегая на берег и откатываясь обратно, процеживались сквозь песок, оставляя на нем пену и всякий морской мусор.

Яшка взобрался на борт и прыгнул с него насколько мог дальше. Чуть-чуть не упал носом в песок, потом Яшку качнуло назад, накренило в сторону…

Странно, земля качалась у него под ногами, совсем как корабельная палуба. Неужели весь остров качался?

Профессор взглянул на мальчика и догадался, почему у того такое растерянное лицо.

— А знаешь, отчего это? — спросил он.

— Известно, от волн, — сказал Яшка, — зыбкий, значит, остров.

Позади громко засмеялись.

— А чего, — рассердился Яшка, — не знаете, а смеетесь. Вон как на болоте земля трясется.