Виталий Губарев - Часы веков

— Правильно!

— Ещё бы не правильно!

— Интересно, сколько лет потребовалось леднику, чтобы так мастерски отполировать этот камень?

— Ну, на этот вопрос ответить трудно, — пожал плечами часовой мастер. — Ледниковые эпохи длились многие тысячелетия. И сколько их было, этих эпох, никто точно не знает. Может быть, две, а может быть, четыре или даже пять… Менялся климат на Земле, постепенно наступали похолодания, а ледники тысячекилометровыми языками вытягивались с севера по нашему полушарию. По одному такому язычку мы с тобой и совершили нашу прогулку… Ой!.. — вдруг вскрикнул он, беспокойно теребя бороду.

— Что случилось? — испугалась Муха, прыгая с камня на траву.

— Я потерял на леднике свой электрический фонарик.

— Так он, наверно, валяется где-нибудь в траве, — сказала она озираясь.

— Каким образом фонарик мог оказаться в траве? — Часовой мастер посмотрел на девочку, иронически улыбаясь.

— Очень просто, — беспечно сказала Муха, — из ваших слов я поняла, что наш ледник отступил и растаял, потому что на Земле наступило новое потепление. А если так, то фонарик с растаявшего ледника мог свалиться только в траву.

— До чего же ты несерьёзное существо, Муха-мушка! — вздохнул Великанов. — Как ты думаешь, сколько лет прошло с той минуты, когда мы были на леднике?

— Не знаю…

— Потепление так же, как и похолодание, — процесс весьма и весьма продолжительный. Я считаю, что мы с тобой катались на лыжах по леднику не менее, чем сто тысяч лет назад!

— Ого!

— А может быть, и того больше!

— Ого-го!

— Если фонарик упал в снег сто тысяч лет назад, то что от него осталось?

— Он… проржавел… истлел за эти годы.

— За эти годы? Да он рассыпался в прах ещё девяносто девять тысяч девятьсот девяносто лет тому назад! Попробуй теперь разыскать его остатки!

— Как странно! — вырвалось у Мухи. — Но вы даже не успели снять лыжи со своих ног! Только подумать — сто тысяч лет! А каменный век всё ещё длится?

— Конечно! Каменный век длился не менее полумиллиона лет.

— Интересно, как выглядят сейчас дикари?

— Увидим… Послушай, Муха, ты не чувствуешь запаха гари?

Она потянула носом воздух.

— Чувствую! По-моему, в лесу горит костёр.

— Пойдём проверим… Только я предварительно освобожусь от лыж и сниму шубу. Становится нестерпимо жарко!

Великанов сбросил шубу на камень.

— Э-э, — проговорила Муха, — вы поступаете неосмотрительно! Зачем вы оставляете здесь шубу? Мы уйдём в лес, а часы веков снова пробьют…

— И моя шубка, как и фонарик, канет в лесу! — усмехнулся он. — Ты права, уж лучше я не буду с ней расставаться.

Часовой мастер взял шубу под мышку и, помахивая ушанкой, двинулся к лесу.

В тени деревьев было прохладно, однако двигаться меж ними оказалось делом сложным. Заросли старых и молодых деревьев очень напоминали Мухе знакомые ей леса Подмосковья, но это был девственный лес, который ещё не слышал визга пилы и стука топора. На каждом шагу дорогу преграждали упавшие от старости деревья и бурелом. К счастью, путники обнаружили тропинку, которую, должно быть, проложили какие-то животные.

Гарью пахло всё сильнее, и скоро они набрели на большой участок выгоревшего леса. Обуглившиеся деревья все еще дымились, а в одном месте под свалившимся чёрным стволом путники увидели запёкшуюся тушу оленёнка.

— Бедный олешек! — горячо сказала Муха. — Почему же он не убежал от огня?

— Не успел, — вздохнул Великанов. — Похоже, что в ствол, под которым он лежит, ударила молния. Так и есть, загоревшееся дерево рухнуло и придавило оленёнка… Но послушай, Муха, как аппетитно пахнет жареным мясом! Не отведать ли нам этого приготовленного самой природой жаркого?

— Ни за что! — вздрогнула она. — Бедный олешек!

— Напоминаю тебе, что последний раз мы ели сто тысяч лет назад! — рассмеялся часовой мастер.

— Ни за что! — повторила Муха. — Я лучше умру от голода!

Однако Великанову тоже не удалось отведать жареной оленины, потому что где-то послышались человеческие голоса, и путники поспешили скрыться за густым орешником. Муха видела из своего укрытия, как на противоположной стороне выгоревшего участка зашевелились кусты и в увядшей от недавнего пожара зелени мелькнули два смуглых лица.

Это были юноша и девушка. Несмотря на то, что их тёмно-русые волосы никогда не знали ножниц, гребёнки и мыла, а серые глаза смотрели на пожарище диковато-настороженно, лица юноши и девушки чем-то удивительно располагали к себе. Они даже были красивы своей особой грубоватой красотой. Мужественное лицо юноши с резкими, угловатыми чертами припорошил лёгкий пушок первой бороды. Чуть выдающийся подбородок девушки подрагивал, а полные, очень красные губы поражённо приоткрылись. Но в её глазах отчётливо светился страх. Всепобеждающий страх первобытного человека перед непонятной и непобедимой силой Великого Огня , который так больно жалит и уничтожает всё, что попадается на его пути.