Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря

Антон вылез из-за стола и вдруг начал совать в карман творожные ватрушки.

— Боишься, проголодаешься? — засмеялась мать. — Ну бери, бери. Еще возьми. А то ведь и так отощал совсем.

Антон, круглолицый и веселый, как колобок, легонько покачал головой:

— Нет, я… эта… Я не отощаю. А я… ребятам. Пусть поедят.

— Вот те на! — удивилась мать. — А неужто у ребят есть нечего? Сам ешь!

— Пускай берет, пускай несет, — вмешался отец, ласково и счастливо глядевший на вернувшегося сына. — У ребят есть что есть, да ведь таких вот, с творогом-то, может, и нету.

— А они же… тоже… эта… со мной все делили, — сказал Антон.

И, набив до отказа карманы ватрушками, чистенький, умытый, в чистой рубашке и в чистых штанах, отправился к Крылатовым.

Да, хорошо дома! Хоть и досталось Кате и Сереже от матери — особенно Кате — за самовольный уход, но что ж такого? От матери можно и потерпеть, тем более когда она права.

А зато ни воду искать не надо, ни зябнуть ночью на еловых ветках, и никакие кабаны не налетят на тебя ночью, а утром не надо томиться и мучиться, отыскивая тропу… Еще охотнее взялась прибирать квартиру Катя, еще любовней делала она сегодня все домашние дела, помогая матери. Плохо одним в лесу! Плохо, если мать и отец далеко и не могут ни помочь, ни защитить, когда человеку трудно!

Радуется и Сергей, что пришел домой. Он знает, что все ребята в совхозе считают его храбрецом и героем, и, если правду говорить, ему это очень лестно. Только говорить об этом никому не позволяет и сам не говорит. Вот еще! А что он сделал? Как все, так и он.

Но совхоз кажется ему теперь еще лучше, еще красивее. И как устроено все хорошо, какое умное у них хозяйство! И этот бродяга Богатырь, который столько водил их по тайге, вернулся в загон, и скоро они повезут его на выставку!

Сережа снова выходит в олений парк и снова играет на рожке — зовет Богатыря. И Богатырь выходит на его зов из солнечной рощи, приподняв свои золотые рога…

Конечно, хорошо дома! Тетя Надежда все кричала и бранилась, а как увидела Светлану в изодранном платье, да в опорках, да с обвисшим грибом вместо шляпы на голове, исцарапанную, с синяками на коленках, так бросилась к ней и заплакала. Она тут же принялась мыть Светлану, кормить, мазать мазями, уложила ее в постель. А Светлана смеялась:

— Да не болит у меня ничего! Пустяки все это! Но в постели лежать было приятно. Усталые руки и ноги отдыхали, с удовольствием ощущая прохладу чистых простыней…

Однако закрывала глаза — и снова мелькало перед ней сплетение ветвей, расцветали желтые лилии и лиловые ирисы, полыхало пламя костра, вились зеленые огоньки в бархатной черноте ночи… Тайга не отпускала ее.

— Отдохну — и опять пойду, — шептала Светлана. — Опять пойду… Обязательно пойду…

— Ты что шепчешь? — забеспокоилась тетя Надежда. — Не заболела ли?

— Заболела!

— Что? Чем ты заболела? Что у тебя?

— Я тайгой заболела… Тайгой… Тайгой…

— Да что ты это, голубка? Опомнись, пожалуйста! Такой болезни и на свете нет!

Светлана открыла глаза и улыбнулась.

— Есть, — сказала она. — Тайга меня в плен забрала. Только это хорошая болезнь, очень хорошая болезнь. Вот отдохну и опять пойду в тайгу. Потому что там все необыкновенно… И страшно. И хорошо. Будто сказку читаешь и сам же в этой сказке живешь… Разве можно это забыть?

Может быть, только одному Толе Серебрякову не очень радостно было дома. Мать была счастлива, что Толя вернулся, что он жив, что он не изувечен кабанами, не изранен медведями… Она всего надумалась за эти три дня, она перестрадала все беды, которые могли бы случиться с ее сыном. И теперь, когда он вернулся, о чем еще тревожиться?

Но Толя был замкнут и угрюм. Все домашние радости не радовали его. Отец — он жестокий человек — был суров и холоден с Толей. Но разве Толя не знает, что отец жестокий человек!

А Толе нужно было внимание этого «жестокого человека», ему нужно было его уважение. Но как их вернуть? Как их добиться?

Не легко и с ребятами. Не успели прийти в совхоз, а уж Алеша скорей собрал пионеров. Пришлось рассказать все, как было. Толя не хныкал, когда рассказывал. Но и в глаза ребятам не глядел. И, не глядя, видел, как переглядываются ребята, слышал, как они перешептываются. У Толи так заполыхали уши, что, казалось, волосы загорятся на голове.

— Скоро перевыборы актива, — сказал Алеша. — Подумайте, товарищи, о том, кто у нас будет в совете отряда, в совете дружины. Заранее подумайте!