Михаил Матюшин - Сокровища ангуонов

— Ушибся? — опросил он, почти коснувшись моей щеки губами, потом добавил растерянно: — Понимаешь, спичек-то у меня нету.

Эта новая неприятность подействовала на меня отрезвляюще, все стало на свое место: у нас потух фонарь, и зажечь его нечем, стало быть, придется возвращаться в кромешной темноте. Ну и что же? Выберемся, подумаешь! Я поднялся на четвереньки, под ногами снова загремело. Это был фонарь: разиня Коська уронил его, а я об него коленку зашиб… Так впервые я понял разницу между реальным и выдуманным страхом. Выдуманный был страшнее.

— Ну, где ты там? — позвал меня Коська. — Ползи сюда, пилить будем.

Пилить? Фу, черт! Я и забыл о том, что у меня в мешке слесарная пила. А Коська, ну и Коська, вот человек! Он, наверно, и под револьвером не дрогнет, еще, пожалуй, и язык врагу покажет, посмеется прямо в лицо ему. Мне стало неловко за себя, и я поспешно подполз к идолам. Взяв у меня пилу, Коська долго сопел, пыхтел, должно быть, примерял, какой кусочек легче всего отпилить, потом плюнул о досады, угодив мне в макушку:

— Чего ты плюешься! — обозлился я.

— Да понимаешь, до шеи никак не дотянусь… Олухи, не могли уж поменьше отлить своих уродов. Становись рядом, — может, свалим.

Мы уперлись в крайнего идола, поднатужились, и он, качнувшись, с грохотом рухнул на каменные плиты.

— Вот теперь другое дело, сподручнее будет, — удовлетворенно сказал Коська. — Где у него шея-то?

Я ощупал идола, добрался до шеи, но головы не обнаружил. Вместо нее торчала култышка с зазубренными краями. Час от часу не легче!

— Коська, у него головы нету.

— Чего? — пропыхтела темнота. — Как это нету?

— А я знаю? — Наши руки встретились. Коська огорченно хмыкнул и начал шарить по каменным плитам.

— Вот она, сама отвалилась. Тоже мне, литейщики… Тяжелая! Давай мешок, он у тебя с лямками.

Загрузив мешок «образцом», мы добрых полчаса ползали вдоль стен, ощупывая каждый выступ, пока не наткнулись на выход. Вернее, мы разом «воткнулись» в него, стукнувшись лбами, и повалились, тяжело отдуваясь: проклятая голова весила не меньше пуда. Отдышавшись, поползли было дальше, но Коська вспомнил, что в подземном коридоре можно было идти во весь рост.

До поворота и еще немного мы прошли довольно быстро, хотя голова идола основательно оттянула нам руки. Потом снова поползли друг за другом, один волочил мешок, а другой «прокладывал» дорогу, нежно оглаживая ладонями шероховатые плиты. Так было надежнее, по крайней мере мы не рисковали сорваться в колодец.

Едва мы выбрались из подвала, как второй раз совершенно ослепли: густая черная темь подземелья сменилась желтым блестящим туманом.

— Не шевелись, а то сорвешься, — предупредил меня Коська.

Как слепые котята, мы прижались друг к другу и долго не открывали глаз: слишком ярким было солнце. Интересно, сколько времени мы пробыли под землей? Говорить не хотелось, было приятно вот так стоять с закрытыми глазами и ни о чем не думать. Я с удовольствием слушал, как дышит Коська, смешно посапывая носом.

Мой друг Коська! С того памятного дня прошло много лет, а я до сих пор не могу забыть о том, как мы стояли тогда в развалинах старых казарм. Где он сейчас, нашел тогда или позже свои сокровища, которые так мечтал преподнести в дар молодой Республике?

— Ну, теперь пойдем на шхуну, — первым очнулся Коська. Я открыл глаза. Сквозь проем в кирпичной стене виднелось море. Будто вправленное в причудливую рамку, оно чем-то напомнило мне мамин этюд. Вблизи нежно-дымчатое с голубоватым отливом, вдали темное, в золотых насечках. В нем отражались невесомые, как пух, облака, виднелся крошечный парус, белым серпиком врезанный в небо. Коська тоже посмотрел на парус, потом сказал, прищурившись:

— Будто картина, красотища!

Мы еще полюбовались бы чудесной картиной, но в нее вдруг вполз непрошеный корабль с отчетливой надписью на скуле: «Robber».

«Разбойник» — прочитав, поняли мы с Коськой, хотя не знали ни одной иностранной буквы. Слишком хорошо нам было знакомо имя крейсера-интервента, который с некоторых пор маячил на рейде, наведя на город жерла пушек.

Коська влез на стену, я подал ему мешок с головой идола, а сам вернулся, вспомнив про оставленную где-то в развалинах свою тетрадь, в которой был план древнего города, начерченный отцом. Возле входа в подвал тетради не оказалось, тогда я решил заглянуть за угол казармы, где мы с Коськой обстоятельно изучали план, прежде чем спуститься в подземелье.