Глава 18
Теперь я знаю: Лорна любит меня!
Я истер ноги в кровь и все же прошел путь от Лондона до Данстера за каких-нибудь шесть дней. В полях уже начали убирать пшеницу. Хотя пяти фунтов вполне хватило на то, чтобы платить в дороге за кров и стол, и еще несколько шиллингов осталось для путников, что были беднее меня, я хорошо помню, сколько Джереми Стикльз платил за лошадей, когда мы ехали в Лондон, и потому ни на какой способ передвижения, кроме пешего, не рассчитывал. Когда вечером на подходе к Данстеру я увидел его крыши и стены здешнего старинного замка, я с радостью почувствовал, что грязная наша столица не идет с сельским этим раем ни в какое сравнение. Кроме того, здесь жил дубильщик, родственник моей матушки, у которого мы с Джереми Стикльзом останавливались на ночлег по пути в Лондон, и двери его дома снова широко открылись для меня, и здесь, в кругу близких, лондонские мои приключения стали забываться, как дурной сон.
Наутро матушкин родственник дал мне самого выносливого коня из всех, что были у него в конюшне, а его дочери, стоя в дверях, пожелали мне доброго пути, и когда я отъехал, они послали мне вслед воздушные поцелуи. Что и говорить, я был горд и счастлив оттого, что, столь много повидав в большом мире, я снова вернулся к тем, кому принадлежал по крови и по крепкой крестьянской сути, оттого, что я еще больше полюбил их простые лица и бесхитростные сердца.
Лишь одно место на земле было (и есть) краше Данстера — мой родной дом. У первого же барана, который бросился мне в глаза, когда я проезжал по вересковой пустоши, на боку красовалось мое клеймо — «Д. Р.», и душа моя возрадовалась так, что... (Не всякому поэту под силу перелить это чувство, а я-то ведь простой фермер, так что я лучше отставлю в сторону всякие красивости и расскажу, что было дальше). Я закричал: «Эй, Джем!» (так звали барана) — и, представьте себе, умная животинка тут же признала меня, хотя конь подо мной был не с нашей фермы. Я перегнулся в седле, потрепал Джема за ухом и дал себе клятву, что никогда не изведу его на бифштекс, котлеты и тому подобные отбивные. А когда я отъехал, он с радостным блеянием помчался к остальным «Д. Р.», чтобы сообщить им о возвращении молодого хозяина.
Я отпустил повод, и конь, переводя дух после долгого перехода, пошел медленно, не торопясь. Мне не хотелось спешить. Я хотел сполна насладиться видом родимых мест, открывавшимся передо мной. Вот пруд, где мы купаем наших овечек. Вот куча торфяных брикетов, где я прячу еду, когда хочу пообедать прямо в поле. А вон там — куст, где Анни обнаружила большой пчелиный рой (мы их потом приручили). Далее — угол каменной изгороди, а за ней — широкое поле.
И вдруг я увидел Анни. Она стремительно подбежала ко мне и от радости чуть не стащила меня с коня. Господи, она даже поцеловала дуло моего карабина!
— Я знала, что ты приедешь! Ах, Джон, Джон! Я приходила сюда каждую субботу по вечерам, я ждала тебя. Сейчас я могу выплакаться вволю, и ты, пожалуйста, не мешай мне, Джон, потому что я так счастлива, так счастлива! А вот ты, Джон, не реви — иначе что подумает матушка?— И Анни единым духом вскарабкалась на коня позади меня.
О чем подумала матушка, не скажу, не знаю. Да и навряд ли она вообще о чем-то думала в течение более получаса, потому что все старалась покрепче обнять меня, и все плакала, и поминутно благодарила Господа за эту встречу.
Ну вот, кажется, и все, любезные читатели, рассказано о блистательном возвращении Джона Ридда. Матушка всплакнула снова, а за ней и Анни, и даже маленькая Элиза наморщила носик и захныкала, когда я упомянул о том, что остался без денег на обратную дорогу. Они были обескуражены тем, что ни один столичный клерк пальцем о палец не стукнул, чтобы поддержать меня в трудную минуту, но, утешая и себя, и меня, они наперебой стали убеждать меня, что отныне еще больше любят меня за то, что я и в чужих краях не покривил душой, а остался таким, каким они знали меня всегда.
Затем я развязал мешок и раздал всем подарки, какие привез из Лондона. Лучший подарок — книга — достался Анни. Был у меня подарок и получше этого, но он предназначался Лорне и о нем я не сказал никому. Всю дорогу я вез его у себя на груди, надеясь, что Лорна полюбит меня, потому что подарок для нее побывал у моего сердца. В этот вечер мы, как всегда, собрались все вместе за обеденным столом, и во всем приходе не было в этот вечер счастливее семьи, чем наша.
Читать дальше