Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

— Гвенни, — обратилась к ней Лорна властным го­ном, — пойди и принеси мне письма, которые я в разное время посылала на имя мистрисс Ридд.

— Да откуда я их возьму, коли они вами отправлены? Приходят тут всякие, напраслину возводят...

- Ну-ка, Гвенни, посмотри мне в глаза,— сурово потребовал я, потому что после целого года душевных мук мне было не до шуток.

- Не хочу я смотреть на тебя. Думаешь, ежели лез целоваться, так я теперь непременно должна на тебя зенки пялить?

Мы с Лорной чуть не прыснули со смеху.

— Скажи мне, Гвенни,— спросила Лорна, снова принимая строгий вид, — если ты считаешь, что задерживать чужие письма это честно, то честно ли прятать чужие деньги?

- Прятать? — вспыхнула Гвенни.— Да как вы могли такое... Сейчас он получит все до последнего пенни!

И Гвенни бросилась было вон из комнаты, но Лорна вернула ее назад.

— Послушай, Гвенни, — совсем мягко сказала Лорна, — если чужие деньги

прятать нечестно, то нечестно было прятать и письма, которые были бы дороже золота для тех, кто сделал для тебя столько добра. Если не скажешь прав­ду, я пожалуюсь твоему отцу,

— Да ладно вам… Так и быть уж... — пробурчала про себя странная девчонка, выходя из комнаты. Я же, со своей стороны, был так рад, что все это время Лорна оставалась верна своему чувству, что готов был простить Гвенни и за то, что она уже натворила, и за то, что еще натворит хотя бы и за тысячу ближайших лет.

— А ведь я так доверяла ей, — сокрушенно сказала Лорна, — и вот — на тебе! Одна из причин, за что я так люблю тебя, Джон (не говоря обо всех прочих), в том, что ты никогда не лгал мне и, я знаю, никогда не солжешь.

— Не знаю, не уверен. Мне кажется, я способен на лю­бую ложь,— лишь бы ты стала моей.

- Что ж, может быть, ты и прав. Но — по отношению к другим людям. Что же до нас двоих... Нет, мне ты никогда не солжешь!

Между тем в комнату вошла Гвенни и молча, с угрю­мым видом, бросила на стол кожаный мешок.

— Подойди и забери свои письма, Джон, — сказала Лорна. — Что касается Гвенни, — голос Лорны снова стал строгим, — то она предстанет перед лордом главным судьей Джеффризом!

Я, конечно, понимал, что Лорна никогда этого не сделает, но счел, что несносную девчонку не худо было бы припугнуть. Гвенни и вправду испугалась, но, признаться, мы с Лорной явно недооценили храбрость маленькой корнуоллки. А Гвенни между тем, взобравшись на небольшой круглый табурет, произнесла такую речь:

— Можете отвести меня, если вам будет угодно, к великому лорду Джеффризу. Я лишь исполнила свой долг - и не более того. Да, я поступила бесчестно, я нагородила кучу всякой всячины, но это — ради вашего же блага, мистрисс Лорна. И вот — награда за труды.

— И это так ты отблагодарила мастера Ридда за все хорошее, что он для тебя сделал! — возмутилась в ответ Лорна. — Кто, рискуя жизнью, спустился в шахту и свел тебя с твоим отцом, которого ты потеряла на долгие годы? Кто? Отвечай, Гвенни!

— Вот этот вот... верзила Джон Ридд, — сквозь зубы процедила Гвенни.

— За что ты меня так, Гвенни? — спросил я, понимая, что Лорна не задаст такого вопроса, потому что ничего, кроме грубостей, от Гвенни ожидать не приходилось, и ее ответ доставил бы мне только лишнюю боль.

— Потому что ты ниже нее, потому что она не должна выходить замуж за простого фермера, будь он хоть корнуоллец. Подумай, какие у нее поместья, какой титул… Посмотри на себя, — ну кто ты рядом с ней?

- Можешь идти, Гвенни, — сказала Лорна, краснея от легкого гнева. — И знай, что целых три дня ты не должна показываться мне на глаза... Только так и можно наказать ее, — прибавила Лорна, когда Гвенни с оглушительным ревом покинула комнату, размазывая по щекам обильные слезы. — Теперь три дня она не притронется к еде и кроме горьких рыданий ты от нее ничего не услышишь. Так что, Джон, если ты хочешь, чтобы я была твоей «и в печали, и в радости» [72] Эти слова произносятся во время свадебной церемонии. , ты должен брать меня вместе с Гвенни.

— Я готов взять тебя хоть с пятьюдесятью таких Гвенни, даже если бы каждую из них трясло от ненависти при одном только упоминании обо мне. Однако, знаешь, не верю я, чтобы эта девочка и в самом деле питала ко мне столь ядовитое чувство.

— Ну, конечно же, нет, милый,— смеясь, поддержала меня Лорна.— Подобное чувство ты вообще вызывать не способен!

А потом мы, как говорят в народе, сели рядком да поговорили ладком, — о себе, о наших общих делах и том, что скажут люди, когда Лорна, став полновластной хозяйкой своей судьбы, откажется от титула и высокого положения. Говорила, в основном, Лорна, а я все больше отмалчивался, чтобы после не упрекнуть себя за то, что из-за собственных корыстных интересов я попытался в чем-то убедить Лорну. Конечно, любезные читатели, всем здравомыслящим людям и всякому человеку среднего возраста (о, этот средний возраст, — кому, как не ему, знать, в чем высшее благо неразумной молодости!) слов Лорны было бы вполне достаточно, чтобы объявить ее сумасшедшей.