Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Кикумс, конечно, не Винни, но и он скакал в тот день будь здоров. Еще бы: ведь мы возвращались домой! Никто, думал я, не упрекнет теперь меня в том, что

я не исполнил своего долга и не спас Тома (если его вообще можно было спасти) в тот момент, когда тяга к приключениям подавила в нем остатки здравого смысла и ввергла в эту аван­тюру. А уж как матушка-то мною будет гордиться!...

Я представил, какой славный ужин ждет меня нынешним вечером, и вспомнил, что не ел со вчерашнего дня. Чувство голода нарастало во мне с каждой минутой, и я, не в силах думать ни о чем другом, представил себе нашу кухню, окорока и колбасы, свисающие с потолка, шипящую сковородку...

Проклятие!

Увлеченный столь соблазнительными видениями, я и не заметил, что на всем скаку влетел в расположение королевских войск, и было уж их не два десятка, а столько, что нечего было и думать, что и теперь я отделаюсь так же дешево, как в прошлый раз. Солдаты встретили меня, сидя вокруг бочек с сидром, установленных вдоль дороги и оттого напоминавших артиллерийскую батарею.

— Победа! Победа! — загалдели солдаты. — Слезай с лошади да выпей с нами. Экий ты разбойнище, право слово!

— Никакой я не разбойник. Меня зовут Джон Ридд. Я сторонник короля, и есть хочу — умираю!

Эти парни оказались на редкость гостеприимными, и мигом устроили мне такой обед, что я, столько напереживавшись за истекшие сутки, набросился на него, как гово­рится, с весельем и отвагой, — только за ушами затрещало. Мало этого, мне поднесли еще замечательного табаку, но когда мы, развалившись на траве, отдыхали после трудов праведных, к нам подошли другие, также из полка Керка, умы, те самые, кого я так славно отделал под старым на­осом.

Н-да, эти бродяги испортили нам все удовольствие. Мои новоявленные приятели, с которыми я успел подружиться за бочкой сидра, начали наперебой божиться, уверяя од­нополчан, что я не мятежник, а вовсе даже честный подданный короля, такой честный, каких свет не видывал, а что доброты во мне да кротости, так и вовсе никакими сло­вами не опишешь. Услышав о моей кротости, туземнорожие пришли в ярость, и поскольку обе стороны к тому времени уже изрядно поднабрались, ссора быстро перешла в драку.

Мне бы, дураку, убраться подобру-поздорову, но видя, как жестоко волтузят друг друга эти вояки, наставляя шишки и синяки в мою честь, я заколебался, решив, что улизнуть отсюда в такую минуту — великое свинство. Но именно в эту минуту раздался топот лошадиных копыт, и рядом с дерущимися — шпага наголо, лицо покраснело от гнева — вырос офицер на коне. После первых же его слов мне

стало ясно, что это — сам полковник Керк [64] Перси Керк, командир Первого Танжерского полка, получил от генерала Февершема (о Февершеме см. комм. 65) приказ сосредоточить свои силы в Бриджуотере. Из Бриджуотера Керк совершил карательную экспедицию в направлении на Тонтон, где он со своими головорезами стал лагерем у постоялого двора «Белый олень». Напротив дверей «Белого оленя» возвышался большой указательный столб, предлагавший путникам стол и ночлег, и полковник Керк решил превратить этот символ гостеприимства в виселицу. Несчастные пленники, которых он пригнал в цепях из Бриджуотера, были повешены здесь без суда и следствия. Очевидцы рассказывают, что когда повешенные стали дергаться в предсмертных конвульсиях, Керк приказал бить в барабаны, чтобы усугубить эффект этого мрачного зрелища. Впоследствии Керк получил нагоняй свыше, но не из-за своей жестокости, а из-за своей снисходительности: он все чаще стал прояв­лять ее с той поры, как понял, что многие его жертвы готовы заплатить хорошую цену за его милосердие. В этом Керк не был одинок: сам Джеффриз — и другие судьи — брали взятки с заподозренных; придворные дамы тоже брали немалые суммы, обещая склонить суд в пользу обвиняемых. .

— Эй, болваны! — заорал он. — Так-то вы транжирите мое время и мои денежки, вместо того, чтобы поймать мне сотню пленников да вытрясти из каждого по десять фунтoв? А это что за парень? Эй, кто ты и сколько твоя мать сможет выплатить за тебя?

— Матушка моя ничего платить не будет, — ответил я. — Я, ваша милость, не мятежник, а честный фермер, вер­ный своему королю.

— Ха-ха! Фермер, говоришь? Как раз фермеры-то и платят самой звонкой монетой. Но ты, видать, не из таких. Сейчас мы отправим тебя на то дерево, посмотрим, может быть, оно заплодоносит.

Полковник Керк сделал знак своим людям, и не успел я подумать о сопротивлении, как веревки туго обвились во­круг меня. Трое, встав слева от меня, и трое — справа, повели меня на казнь. Лицо полковника было твердым, как дубовая доска. Кое-кто из солдат, может, и пожалел меня в душе, но он не мог ослушаться приказа, не рискуя сам угодить в петлю. Я обратился к полковнику, умоляя не ме­шать невинного человека, сослужившего добрую службу его величеству королю.