Лев Квин - +35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)

— Долго что-то Миши нет.

— Он только к вечеру вернется.

— Если вернется, — произнес я загадочно.

Дядя Володя насторожился, сдвинул брови:

— Ты что-нибудь знаешь?

— Нет, просто так…

И отошел поскорее. Потому что, если бы дядя Володя стал еще расспрашивать, я бы, возможно, не выдержал и проговорился.

Сашка остался у нас обедать. Это никого не удивило, его уже все считали своим. Но вид у него был очень грустный, и Вера заметила:

— Уж не заболел ли? — Она ведала походной аптечкой и прямо млела от счастья, когда удавалось обнаружить какой-нибудь завалящий насморк.

— Нет, — буркнул Сашка.

— Он у нас останется навсегда, — шепнул я ей. — Его дядю сегодня арестуют.

— Выдумывай больше! — не поверила Вера.

Мы возвращались с речки, когда я увидел милицейскую машину, подъезжавшую к лагерю. Увидел — и решил, что больше молчать нельзя.

— Мишу привезли! — заорал я. — Милиция Мишу привезла! Он вор! Он золотую гривну украл!

Все уставились на меня непонимающими глазами, словно я говорил не по-русски.

— Я его разоблачил! — орал я как ненормальный. — Я и Сашка! Я и Сашка! Мы выследили его!

Студенты, как по команде, перегоняя друг друга, устремились в лагерь.

Наш знакомый лейтенант вел себя очень неосторожно. Выпустил Мишу из машины и даже пистолет свой не вытащил из кобуры. А если бы преступник вздумал бежать?

Я похлопал ладонью по горячему, пыльному капоту машины, улыбнулся лейтенанту дружески:

— Признался?

Сашка тоже спросил:

— Он один воровал или еще кто?

Лейтенант пробормотал что-то сердитое и отвернулся. Мог бы и повежливее: ведь если бы не мы с Сашкой, никогда бы ему этого преступления не раскрыть.

Подошел запыхавшийся дядя Володя:

— Что случилось, товарищ лейтенант?

— Вот.

В руке лейтенанта блестела золотая гривна. Дядя Володя взял ее, бросил один только взгляд.

— Медная, — сказал он уверенно.

Лейтенант не удивился, спросил:

— Не ваша? Не та, что пропала?

— Нет. Та золотая.

— Может, ошиблись? Может, не золотая?

— Нет, не ошибся. Медь в земле окисляется, становится зеленой, а наша гривна блестела, как новенькая.

Дядя Володя снова осмотрел гривну, на этот раз очень тщательно.

— О! — воскликнул он. — Она же из нашего музея! Вот три зазубрины возле левого грифона, видите? Я их хорошо помню. Как она к вам попала?

— Пусть молодой человек расскажет. — Хмурый лейтенант головой показал на Мишу; тот стоял в стороне, глаза устремлены в степь, словно он и не слышит. — Как в таких условиях розыск проводить — не знаю! Работаю, ночи не сплю, а тут путаются под ногами, вспугивают преступников.

— Кто вспугивает? — спросил дядя Володя.

— Да весь ваш лагерь! И этот, — кивнул он на Мишу. — И этот комар тоже, — кивнул на меня.

А про Сашку он забыл? Сашка не вспугивает, да? Сашка ни в чем не виноват, да? Ведь если говорить по-справедливости, всю историю с Мишей затеял не я, а Сашка. Он прибежал ко мне сегодня утром…

Нет, пусть Сашка сам скажет!

Где он? Я осмотрелся. Сашки нигде не было. Сбежал! И когда он только успел?

Лейтенант сел в машину, захлопнул с треском дверь. Газик, сердито фыркнув и плюнув в меня клубом сизого дыма, покатил в сторону дороги.

Я исподлобья взглянул на дядю Володю. Сейчас начнется! Сейчас он мне даст!

Но дяде Володе было не до меня. Разозленный и негодующий, он наступал на Мишу:

— Как вы добыли гривну из музея?

— Послал маме письмо с Яскажуком, — Миша отвечал нехотя. — Он как раз уезжал в город, и я попросил привезти.

— В письме вы просили гривну для себя? — У дяди Володи губы сжаты, на скулах ходят желваки — я впервые видел его таким. — Для себя? Отвечайте!

— Н-не совсем, — выдавил Миша. — Владимир Антонович, ну что вы…

— Не виляйте! Говорите прямо!

— Ну, написал, что вы просите, что вам нужно сравнить гривны… Но я ведь только хотел…

— Я же вам запретил! Запретил категорически! Почему вы все-таки написали?

Миша молчал.

— Вытурить его в шею из лагеря, и дело с концом! — предложил кто-то из студентов.

— Сам не работает и нам мешает, — поддержали другие.

— Владимир Антонович, — заговорил Миша, — я сейчас вам все объясню.

— Хорошо, — сказал дядя Володя. — Хорошо, но только не мне одному — всем! Слава, соберите вече.

Вече — так назывались в лагере общие собрания, на которых решались все важные вопросы нашей жизни: на что расходовать общие деньги, изменить ли распорядок дня, ходить ли по вечерам в деревню на танцы.