Лев Квин - +35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)

— Бог с ним! — Савелий Кузьмич протяжно зевнул; история соседа, видимо, его не очень интересовала. — Поднялся сегодня чуть свет, на сон меня тянет.

Я торопливо встал:

— Пойду!

— Обожди. Анисья меду принесет, тогда пойдешь. — Он ковырял спичкой в зубах. — Длинный рубль… И отчего только такое слово пошло? Не оттого ли, что длинно и трудно, ох и трудно его зарабатывать, так — нет?

— Что вы! Совсем наоборот! Длинный рубль — когда зарабатывают легко и быстро. Спекулянты например.

— А ты откуда знаешь, как они легко зарабатывают? Пробовал разве?

Я сразу начал потеть.

Савелий Кузьмич случайно попал в самую шляпку гвоздя. Был в моей биографии такой позорный эпизод. Однажды зимой в нашем магазине стали продавать дрожжи. Давали всего по две пачки, а до этого их долго не было. Сразу выстроилась большая очередь. Одна тетка, в валенках, в платке, заскочила во двор, собрала мальчишек и спросила:

— Кто хочет заработать на мороженое?

Никто не отказался. Тогда она велела нам бежать в магазин и занять очередь за дрожжами. Мы честно выстояли и получили от нее по пять копеек. Встали по второму разу, по третьему…

Я пробыл в магазине три часа, опоздал на обед, зато принес домой двадцать две копейки — три истратил на газ-воду: в магазине было жарко, очень пить захотелось. Я был горд и счастлив своим первым заработком. И страшно удивился, когда мама, узнав, как я его получил, вдруг рассердилась и потащила меня в магазин искать ту тетку. Конечно, мы ее не нашли. Мама наказала меня, оставила без сладкого и без телевизора. А поздно вечером вернулся о работы папа и разъяснил, что все мы стали пособниками спекулянтов.

Двадцать две копейки жгли мне руку, и я не знал, что с ними делать. Выбрасывать — жалко, такие большие деньги, а купить что-нибудь на них не позволяла совесть. Тогда я купил леденцов и подарил Катьке, а потом выпросил половину — ведь леденцы уже были ее.

Понятное дело, я не мог рассказать Савелию Кузьмичу эту историю — что бы он про меня подумал? Я молчал и потел.

Савелий Кузьмич ковырнул спичкой в последний раз, сунул обратно в коробок:

— Люди болтают, а ты повторяешь вслед, не подумав, так — нет? У всех трудная жизнь: и у волков и у зайцев. Никому ничего легко не дается, только если в денежную лотерею выиграть. Но такой выигрыш один на мильён, на него расчет плохой. Жалеть людей надо, жалеть, а не осуждать, если они за доброе дело деньги берут, В тайности или в явности — все равно.

Савелий Кузьмич опять смотрел через окно в соседский сад. Я вертелся на стуле юлой. Получалось так, что он выговаривает мне. Вроде я осуждаю Яскажука.

Вернулась тетка Анисья.

— Вот! — она поставила на скамью неполно налитую банку. — Все со дна соскребла. До самой до последней капельки.

— Будет! — оборвал ее Савелий Кузьмич. — Бери, сынок.

— А наконечник стрелы? — напомнил я.

— Ох, в сарае оставил. В другой раз придется, так — нет?

— Лучше сейчас. — Я топтался на пороге с липкой банкой в, руках.

— Так уж он тебе нужен — умрешь без него!

— Не мне — дяде Володе.

— Пойдем, что с тобой делать.

Он проводил меня от сарая к самой калитке и все держал наконечник в руке, не отдавал.

— Знаете что, я только покажу дяде Володе, и сразу принесу обратно, — великодушно предложил я.

— Ладно уж, можешь не приносить. — Савелий Кузьмич протянул мне наконечник.

— Спасибо! — Я припустил вдоль улицы.

— Не забудь сказать, что на Стремянке найден! — крикнул он мне вслед. — Четыре года тому.

— Скажу…

Щедрые дары Савелия Кузьмича произвели в лагере впечатление. Особенно мед.

— Живем, братва! — заплясал Слава, выхватив банку у меня из рук. — Позавчера огурцы, вчера молоко, сегодня — мед.

— Все на подачках, — мрачно сказал Боря. — А завхоз что закупил? Ведь теперь деньги есть.

Миша изрек важно:

— Ведутся переговоры.

— С кем? — недоверчиво спросил Боря.

— С постановщиками. И вообще, посторонних это не касается. Ешь мед да помалкивай!

А вот дядю Володю больше заинтересовал не мед, а наконечник стрелы. Он положил его рядом с найденными сегодня на раскопках и долго стоял в раздумье, сравнивая.

— Точно такой же! — ликовал я. — Смотрите, четыре отверстия и сделаны так же.

— На Стремянке, говоришь?

— Это не я, это он говорит.

— На Стремянке… Гм!

— Опять загадка истории? — спросил я.

— Пожалуй, из другой области, — отозвался он не совсем понятно.

От ужина я отказался — глаза мои не смотрели ни на картофельное пюре, ни даже на мед.