Мэтт Хейг - Быть котом

— Это отопление шумит, — соврала мисс Хлыстер. — Что-то оно барахлит в последнее время. Видимо, с трубами что-то не то. Я уже вызвала техника. Ну, если это все…

— Да-да, — сказала Дафни. — Простите, что побеспокоила.

Последняя надежда испарилась. Дверь захлопнулась, и он смог наконец вздохнуть. Не успел он прийти в себя, как длинные ногти мисс Хлыстер впились в его спину. Она подняла его высоко в воздух.

— А теперь взгляни в окно, — сказала она с притворной заботой. — Думаю, это твоя последняя возможность увидеть солнечный свет.

Перед Барни мелькнуло поле, где мальчишки играли в регби, и деревья вдоль дороги. Машины, несущиеся мимо. Белые облака в небе манили к себе, как несбыточная мечта.

Секундой позже все это исчезло. Его бросили вниз, на холодную металлическую поверхность возле какой-то старой папки. Задрав голову, он увидел лицо мисс Хлыстер, которая улыбалась ему с таким видом, словно собиралась преподнести ему подарок.

— Все мы рано или поздно окажемся во тьме, — изрекла она. И вслед за этим задвинула ящик шкафчика, оставив Барни в самой черной темноте на земле.

Отличное начало двенадцатого года жизни! Превратиться в кота, запертого в тумбочке чокнутой кошкой-директрисой!

— Выпустите меня!

В ответ послышался ее голос, ледяной и жесткий, как металл, на котором он сидел:

— Ох, мне очень жаль так с тобой поступать, но на самом деле ты должен быть мне благодарен. Видишь ли, я делаю ровно то, за что мне платят. Я тебя учу. Я даю тебе уроки страха и пытаюсь показать, что нужно быть осторожным со своими желаниями. И кстати, тот миф насчет того, что у кошек девять жизней, это вранье. Ты скоро это поймешь, когда я отнесу тебя домой.

— Но моя мама! Она-то ни в чем не виновата. И так папы уже нет. Если не станет еще и меня, то у нее вообще никого не останется.

— Ты кое о чем забыл, — заметила мисс Хлыстер. — Ты же кот! Так что если даже я тебя отпущу — чего я, конечно, не сделаю, — твоя мама никогда в жизни не догадается, что ты — это ты. А снова превратиться в себя ты не сможешь: не хватит сил.

— Постойте-ка… я могу снова стать собой? — встрепенулся Барни.

— Да нет же, идиот. Ты что, не слышал, что я сказала?

— Я слышал, но вы сказали, что я не смогу этого сделать, потому что у меня не хватит сил. То есть если бы я не был таким слабым, я бы мог…

— Да даже если ты доживешь до ста лет (а этого не произойдет, потому что ты всего лишь кот), ты никогда не станешь достаточно сильным.

Барни никак не мог взять в толк, о чем она говорит, но начал подозревать, что мисс Хлыстер движет не только желание мести.

— Но вы говорите, что есть способ снова стать собой?

Даже не видя ее, он почувствовал, как она улыбнулась.

— К сожалению, для тебя это считай что невозможно. Понимаешь, кот, который стал тобой, будет гораздо счастливее в твоем теле, чем ты. Ты поменялся телами с котом, который ненавидит людей так же сильно, как и я. Для тебя нет обратного билета, Барни Ив.

Интересно, она врет? Или правда нет способа снова стать человеком?

— Видишь ли, — продолжала мисс Хлыстер, — ты уже упустил свою возможность. А жизнь из этого и состоит. Из возможностей. А возможность — как кошачья дверца: упустишь момент — и все, она уже захлопнулась. Но не огорчайся! Мертвые уже ни о чем не сожалеют.

Мисс Хлыстер очень развеселили собственные слова.

Барни ничего не оставалось, как только сидеть на кучке скрепок, глядеть в темноту, вдыхать запах канцтоваров и слушать ужасающий кошачий смех, издаваемый человеческим ртом.

Потом наступила тишина.

Барни все ждал и ждал, пытаясь что-нибудь придумать.

Но ничего не придумывалось.

Он услышал, как мисс Хлыстер вышла из кабинета. Но толку-то! Изнутри ящик не открывался. Если бы у него были пальцы, он бы попытался открыть замок скрепкой. Но пальцев у него не было, только подушечки.

Делать было нечего. С горя он принялся монотонно мяукать, пока совсем не выбился из сил и веки его не стали такими тяжелыми, что он не мог больше держать их открытыми. Но он продолжал мяукать, находясь на грани между сном и явью, и вдруг услышал, как откуда-то из глубины подсознания всплывает слабый папин голос.

«Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо…»