Сэм Левеллин - Отчаянные Крошки

— ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ!

— МОЙ МУПУПУСЕНЬКИЙ ПУПУСЕНЬКА!

— Неприличие, — сказала Примула.

Губы Няни Фатум скривились в злобной усмешке. Костяшки кулаков на рычагах головоломки побелели. Башмаки заплясали на педалях, нацеливая страшную машину на ту часть толпы, где было больше всего матерей с колясками, маленьких детей, инвалидов и тележек с мороженым.

— МНЕ ОТМЩЕНИЕ! — завизжала она, наслаждаясь минутой.

— СВИНЬЯ! — закричали все остальные.

Няня Фатум нажала кнопки. Маргаритка закрыла глаза. Раздался пронзительный свист. Вслед за ним — гробовая тишина.

Маргаритка открыла глаза.

Народ был на прежнем месте. Всё было на прежнем месте. Кроме Няни Фатум. Из того места головоломки, где только что стояло ее кресло, поднимался тоненький хвостик пара. Народ смотрел в небо, задрав головы так сильно, как только позволяли шеи.

Маргаритка проследила за их взглядом.

Высоко-высоко в небе (и с каждой секундой всё выше) летело кресло головоломки. В кресле сидела Няня Фатум. На глазах у Маргаритки кресло отделилось от Няни. Няня Фатум продолжала лететь в сторону моря, одной рукой придерживая шляпу, а другую, подобно Супермену, вытянув вперед.

Кто-то захлопал в ладоши.

Потом захлопал кто-то еще.

Аплодисменты затопили необъятную площадь.

Прижав Королевского Михаила к груди, Старшой раскланялся публике и щелкнул каблуком о каблук. Он заговорил в микрофон:

— Я имел польшое удофольстфие полчаса пыть Королем фашей экстра-прекрасной страны. Слишком прекрасной тля этой женщины Фатум, которая есть пантитка. Поэтому я перенапрафлял кое-какие шланги и произфотил тругие изменения, с результатом, который фы имели наплютать. Теперь я перетаю фас фашему настоящему презитенте, Реаль Панано. А мы отплыфаем на моем торогом «Клептомане»!

— Ураааааа! — закричал Народ.

Далеко в море произошел средних размеров всплеск. Никто не обратил на него внимания.

Кроме акул.

Шипел пар. Пыхтел катер. Над головами громоздился сияющий борт «Клептомана». Спустились сходни. Крошки и Старшой со своей свитой взошли наверх и поднялись на мостик. Капитан подала знак. Стюард, в прошлом дворецкий в загородном доме (и по совместительству домушник), стал смешивать в большом стеклянном кувшине ингредиенты Зеленого Злыдня.

— Между прочим, — сказала Маргаритка.

Возникла пауза.

— Праздновать преждевременно, — сказала Маргаритка. — Да, похищение нашего славного корабля зловещей Няней Фатум счастливо предотвращено. Но ключ, очевидно, находится в отвратительных канализационных стоках дома с бежевой дверью и не будет найден ни при каких обстоятельствах. Заменить его будет трудно. А до тех пор мы прикованы к месту.

— Действительно, несанкционированный переход на ручное управление однозначно повлечет необратимый отказ систем с постоянными и катастрофическими последствиями, — изрек Кассиан, несомненно, сын своего отца (то бишь папы Крошки).

— Это значит: всё сломается, — сказала Примула.

Кто-то зарыдал. Все обернулись. Это был Старшой.

Он держал перед собой Королевского Михаила и глядел в его пуговичные глаза.

— Прости, Михаэль, — выдавил он сквозь слезы. — Прости меня, прости! Но я толжен!

— Что должен? — спросила Маргаритка, сочтя несвоевременным подобное проявление чувств.

Но Старшой молча повернулся, ушел с мостика и стал спускаться вниз.

Маргаритка, Кассиан и Примула двинулись следом. Следуя за широкой, но несколько искривленной спиной, они шли по коридорам, спускались по трапам, пока не очутились в самой утробе «Клептомана».

— Лазарет, — Кассиан показал на красный крест.

— Операционная, — сказала Примула, когда Старшой открыл дверь напротив.

Старшой втиснулся в зеленую хирургическую пижаму и жестом предложил Крошкам последовать его примеру. Спорить было глупо. Вскоре все были облачены в зеленое, с масками на ртах и носах. У Старшого маска тут же намокла, потому что он безостановочно пускал слюни.

— Свет! — всхлипнул он.

Операционный стол ярко осветился. На нём лежал Королевский Михаил.

— Наркоз, — сказал Старшой.

Примула сняла с крюка маску для наркоза и надела Михаилу на плюшевую морду.

Старшой протянул руку в резиновой перчатке:

— Скальпель.

Маргаритка подала ему скальпель.

— Телаю перфый разрез, — доложил Старшой. — Мой Михаэль!

Кассиан, любивший машины, но не любивший трубопроводы, почувствовал тошноту. Старшой твердой рукой сделал разрез в животе медведя. Под яркими лампами наружу вылезло немного опилок и маленькая ошалелая моль.