Сэм Левеллин - Милые Крошки

— А? — сказал Кассиан.

— Что-то тут чудн о, мне кажется, — сказала Примула.

Маргаритке тоже так казалось. Маргаритка смотрела на брата и сестру, поддерживавших бледную, бесчувственную Капитана: три их лица были рядом.

За вычетом грима и возраста, три лица были похожи. Как три капли воды — такое приходило в голову сравнение.

— Приведите-ка её в чувство, — угрюмо сказала Маргаритка.

На Капитана вылили ведро воды. Глаза открылись. Глядели они не сонно. Наоборот, подумала Маргаритка: они глядят так, как будто она притворяется, а сама обдумывает тем временем, что сказать.

Но когда глаза остановились на детях, они наполнились слезами.

— Ах, — сказала Маргаритка. — Вы что-то хотели нам сказать?

— Не надо, — вмешалась жалостливая Примула и взяла Капитана за руку. — Пусть сперва подкрепится гоголь-моголем или чем-нибудь ещё.

— Чего?.. — сказал Кассиан.

— Идиот! — возмутились сёстры. — Ты так ничего и не понял?

Кассиан наморщил лоб.

— А что?

— От Любопытства Кошка Сдохла, — сказала Маргаритка.

— Вырастешь — поймешь, — сказала Примула.

— Прошу извинить, — сказал Палец, бригадир кочегаров-грабителей, — но у нас на втором валу греется подшипник. А Старшой говорит, что занят беседой с Михаилом.

— Иду, — сказал Кассиан. И ушёл.

— Вы уверены? — спросила Капитан у сестёр, когда брат удалился.

— На сто процентов.

— Но…

Сёстры фыркнули.

Капитан умолкла.

Они даже не заметили, что держатся за руки.

Это были трудные три недели.

Кассиан совсем не спал: он наблюдал за машинами, двигавшими судно на юго-запад. Он перенёс свой матрас в тёплый уголок котельного отделения и дал ясно понять, что не желает разговаривать с девочками ни о чём, даже самом важном. И сёстры, естественно, предоставили ему вариться в собственном соку.

Становилось всё жарче, и Примула обнаружила, что Шеф, привыкший к прохладному северному климату, стоит перед плитами в луже пота, с красным как помидор лицом. Теперь она сама распоряжалась на кухне. Морской воздух способствовал аппетиту. Грабителей разбили на две вахты, или бригады (дневную и ночную), потому что судно никогда не останавливается, ни днём, ни ночью, и всегда кто-то должен бодрствовать, хотя бы для того, чтобы таскать вниз летучих рыб для жарки. А когда кто-то бодрствует, он, как известно, хочет есть. Значит, если не обильный обед, то ночная трапеза — без остановки. Так и работала Примула, без остановки.

А что до Маргаритки, она проводила много времени за разговорами с Капитаном.

На двадцать второй день плавания Шнифер Брякнулл, благодаря своей лёгкости умевший взобраться на мачту выше всех остальных, крикнул: «Земля на носу!»

Никто не обратил на него внимания. То же самое Шнифер Брякнулл говорил по три раза в день вот уже две недели, решив, что после того, как чуть было не утонул, сделался морским волком и может разглядеть чёрную кошку ночью в чёрной комнате. Но если говорить одно и то же достаточно часто, рано или поздно ты окажешься прав. И в этот день, получасом позже, на горизонте действительно показался заросший пальмами бережок. А вскоре «Клептоман» плавно вошёл в лагуну, и его ржавые якоря с грохотом упали в воду, чистую и прозрачную, как изумруд.

— Стоп машина, — сказал Кассиан на капитанском мостике. — Чёрт возьми, а это кто?

Перед «Клептоманом» широкой подковой раскинулся белоснежный пляж. За пляжем стоял густой тропический лес, и над ним поднималась тонкая струйка дыма, как будто от костра. На пляже прыгал и махал руками ржавой громадине корабля мужчина. Довольно крупный мужчина, одетый в лохмотья. В прежней жизни эти лохмотья, возможно, были вечерним костюмом. Но теперь галстук-бабочка был завязан у мужчины на голове, чтобы грязные волосы не лезли в глаза, рукава пиджака оторваны, карманы набиты бананами, а брюки заканчивались чуть выше страшно исцарапанных и ободранных коленок.

Кассиан навел на него подзорную трубу.

— Ёлки-палки! — воскликнул он. — Это ж папа!

Маргаритка нервно откашлялась.

— Да. — Она взяла Капитана за руку. — А это, — сказала она, — наша милая, настоящая мама.

— Которая гордится тобой, — сказала Капитан.

На этот раз в обморок упал Кассиан.

На этом месте в посредственной книге автор окунает руку с пером по локоть в привычный золотой сироп, и дальше идёт пара страниц слёз и смеха, после чего все и каждый живут долго и счастливо, кроме, разумеется, негодяев, которые лишаются конечностей.