Камил Икрамов - Махмуд-канатоходец

«Как глупо,— подумал Махмуд.— Ему надо кинуть меня вверх, а он валит». Махмуд упал, но не лопатками, как ожидал противник, а боком. В одно мгновение Махмуд вновь оказался на ногах и захватил противника тем же самым приемом. Но Махмуд не стал его валить, а подкинул вверх, бросил через плечо назад и уложил на лопатки.

Когда утихли приветствия, поверженный богатырь ринулся на Махмуда:

— Давай еще раз!

— Нет,— сказал Махмуд.— Мне только верблюд был нужен.

— Не верю,— упрямо возразил пахлаван.— За верблюда так не борются. Ты решил опозорить меня. Ставлю четырех верблюдов, что ты не кинешь меня еще раз.

— Но у меня только один верблюд,— сказал Махмуд,— и я не хочу его проиграть. Ты очень искусен.

— Не надо мне твоего верблюда,— дрожа от обиды, сказал богатырь.— Я ставлю четырех, чтобы доказать свою силу.

Махмуд заколебался. Он не был азартным, как большинство борцов. Для него все это было лишь развлечением.

— Ладно,— согласился он.— Я покажу тебе один хивинский прием.

Они опять сошлись.

На этот раз схватка была еще короче. Махмуд захватил правую руку и правую ногу противника, рывком затянул его себе на плечи, продолжая тянуть за руку, протащил вниз и кинул спиной на землю.

* * *

В тот день из города вышло в разных направлениях три каравана, и всюду, где они проходили, где продавали сладкий кишмиш, становилось известно об удивительной борьбе в Даргане.

Но ни с одним из караванов не выехал Махмуд.

Он находился в домике, где остановились странствующие борцы. Асам-пахлаван привел его сюда, чтобы расплатиться за проигрыш.

Во дворе стояли широколапые тощие верблюды. Их было пять.

— Все твои,— сказал Асам-пахлаван и отвернулся.

Другие борцы тоже старались не смотреть на верблюдов и не хотели встречаться взглядами с Махмудом.

— Все твои,— повторил Асам-пахлаван не оборачиваясь, и Махмуд заметил, что коротко остриженный затылок сплошь серебрится.— Все твои. Забирай.

— Успеется,— почему-то сказал Махмуд.— Куда торопиться.

Вообще-то говоря, Махмуд не хотел задерживаться. Ему не терпелось ехать дальше. Но это было минуту назад, а теперь что-то изменилось.

— А у вас других верблюдов нет? — спросил он.

— Какие есть, таких даем,— резко ответил Асам-пахлаван.—Забирай и уходи.

— Нехорошо так,— возразил Махмуд.— Ведь мы даже не познакомились. Может, нам в одну сторону ехать, а вы меня гоните.

Махмуд огляделся. Там, на площади, заезжие борцы казались ему воплощением силы, ловкости и самоуверенности. Здесь он увидел другое. Это были бедные люди. Они сразу сняли свои красивые одежды и облачились в потрепанные халаты. В казане, под которым еще тлели угли, он увидел гороховый плов с редкими кусочками нежирной говядины.

— Я не возьму верблюдов,— неожиданно для себя и для окружающих сказал Махмуд.— Я не люблю возиться со скотом. Вот если вы едете в сторону Бухары или Самарканда, я попрошу вас взять меня с собой.

...Закат сначала был оранжевым, как абрикос, потом посветлел и стал нежно-золотой, словно ломоть дыни. Махмуд сидел на корточках перед скудным достарханом хозяев и рассказывал им свою историю.

Асам-пахлаван, как старший, за ужином изредка кивал и вставлял одни и те же слова:

— Мы понимаем тебя, Махмуд. Мы бедные люди, как и ты.

Потом борцы, начиная с младшего по возрасту, поведали каждый свою историю.

Все они были из разных мест. Все по разным причинам лишились родного крова и, случайно повстречавшись, сдружились и ездят вместе, показывают свое искусство людям и живут на то, что удается собрать во время представлений.

— Поедем с нами,— предложили они Махмуду.— Ты силен и ловок. Будешь бороться с нами. Мы научим тебя, ты научишь нас. До Бухары нам с тобой по пути, а дальше видно будет.

И Махмуд стал странствующим борцом.

Он шел по тому пути, которым когда-то прогнали хорезмийцев. Десятки самых крупных городов Средней Азии с интересом встречали знаменитого Махмуда-Пахлавана.

Борцы — его случайные товарищи — теперь только начинали схватки, разжигали страсти своей красивой, но несерьезной борьбой, а поединки с местными знаменитостями всегда проводил сам Махмуд.

Постоянные упражнения с товарищами сделали его еще более сильным и гибким. Он узнал все способы борьбы, освоил самые совершенные приемы. В его атаках была такая стремительность, такое бешеное чередование выпадов, подсечек, бросков, что зрители часто не понимали, почему тот или иной борец, считавшийся непобедимым, внезапно оказывался на лопатках.