Мадлен Л'Энгл - Трещина во времени

— Да.

— Ну вот, а дальше ты мне расскажешь сама. Потому что я больше ничего не знаю.

— Но и я больше ничего о нем не знаю! — выпалила Мэг. — Может, маме что-то известно. Этого я тоже не знаю. А то, чем он занимался, называлось… Ну, они это называли «Высшим классом».

— То есть под грифом «Совершенно секретно», да?

— Точно.

— И ты даже не догадываешься о том, что бы это могло быть?

— Нет, — Мэг тряхнула головой. — Почти ничего. Только так, одна мысль из-за его командировок.

— Ну и куда он ездил?

— Сначала за границу, в Нью-Мехико, и там мы были все вместе. Потом во Флориду, на мыс Канаверал, и там мы тоже были с ним. Но потом он стал постоянно куда-то уезжать, а мы осели здесь.

— Этот дом всегда принадлежал вам?

— Да. Но мы приезжали сюда только на лето.

— И ты не знала, куда посылают твоего папу?

— Нет. Сначала от него шло одно письмо за другим. Мама и папа каждый день обменивались новыми письмами. И мне кажется, что мама так и пишет ему по письму каждую ночь. Она бы так и отправляла их по-прежнему, но эта тетка на почте что-то проквакала по поводу горы писем, на которые все равно не отвечают.

— Наверное, они вообразили, будто твоя мама пытается его вернуть или что-то подобное, — сердито ответил Кельвин. — Они просто не в состоянии увидеть самую настоящую, искреннюю любовь даже у себя под носом. Ну ладно, проехали. Что было потом?

— Да ничего не было, — уныло призналась Мэг. — В этом-то и проблема.

— Ну, а что стало с папиными письмами?

— Они просто перестали приходить.

— И до вас не дошли никакие слухи?

— Нет, — отрезала Мэг. — Ничегошеньки, — ее голос дрожал от горя.

Между ними воцарилось молчание. Черные тени деревьев у них на коленях были такими густыми, как будто давили на них своим призрачным весом.

Наконец Кельвин как-то сухо спросил, не смея посмотреть на Мэг:

— Как ты думаешь, он мог погибнуть?

И снова Мэг взвилась, как фурия, и снова ему пришлось силком усаживать ее на место.

— Нет!!! Нам бы десять раз сообщили, если бы он погиб! Есть же телеграф и все прочее! Они всегда об этом сообщают сразу!

— Но что они вам сказали?

Мэг едва могла говорить: к горлу подступили рыдания.

— Ох, Кельвин, мама без конца пытается от них хоть чего-то добиться! Она сама несколько раз ездила в Вашингтон и все время куда-то пишет! А ей все время отвечают, что он выполняет тайную и опасную миссию и что она может им гордиться, но он пока не имеет возможности… возможности с нами связаться. И они непременно известят нас, как только будут какие-то новости.

— Мэг, ты только не бесись, но не может оказаться так, что они и сами ничего не знают?

— Этого я и боюсь больше всего, — по щеке Мэг проползла одинокая слезинка.

— Ты боишься заплакать? — ласково спросил Кельвин. — Ты ведь с ума сходишь от горя, верно? Не бойся, поплачь. Тебе станет легче.

— Я уже плакала, слишком много плакала, — дрожащим голосом призналась Мэг. — Но я должна быть как мама. Я должна сдерживать себя.

— Твоя мама — совсем другой человек, и она намного старше тебя.

— Хотела бы и я быть другой! — выпалила Мэг. — Ненавижу себя!

Кельвин осторожно снял с нее очки. Затем вынул из кармана платок и вытер ее слезы. Это молчаливое сочувствие сломило последнюю преграду: Мэг скорчилась, и слезы хлынули ручьем. Кельвин молча сидел рядом и лишь иногда робко гладил ее по голове.

— Прости, — всхлипнула наконец Мэг. — Мне ужасно жаль. Теперь ты тоже меня возненавидишь!

— Ох, Мэг, — сказал Кельвин, — ты и вправду тупица. Как ты не можешь понять, что такое чудо, как ты, я впервые встретил за долгое-долгое время?

Мэг выпрямилась, и лунный свет засверкал на ее мокром от слез лице. Без очков ее глаза поражали неожиданной красотой.

— Если Чарльз Уоллес вундеркинд, то я, скорее всего, ошибка природы, — и снова луна блеснула, на этот раз на скобках на зубах.

Похоже, она сказала так нарочно, ожидая его возражений. Но вместо этого Кельвин спросил:

— Знаешь, что я сейчас впервые увидел тебя без очков?

— Без них я слепая, как крот. У нас с папой у обоих сильная близорукость.

— Ну так вот: у тебя такие глаза, в которых можно утонуть, — сказал Кельвин. — И знаешь что? Ты, пожалуй, так и ходи лучше в очках. Потому что я вовсе не обрадуюсь, если кто-то еще увидит, какие удивительные у тебя глаза.

Мэг не сдержала довольной улыбки. Она почувствовала, что краснеет. Интересно, это можно увидеть в лунном свете?

— Ну ладно, хватит вам двоим время терять, — вдруг раздался в темноте недовольный голос. Из теней выступил Чарльз Уоллес. — Да, я за вами следил, — быстро признался он, — меньше всего мне хотелось вам помешать, но уже пора, детки, уже пора! — его голос звенел от возбуждения.