Из метро, озираясь, выходил мужчина – из тех, наверное, с которых делали «бегемотов-десантников», мягкие игрушки, один из которых был и у Леся и звался Афанасием. Очень такой… внушительный был этот «бегемот» в голубом берете набекрень на коротких седых – странно, а сам, вроде, не старый – волосах. «Сто кило», – успел подумать Лесь, и тут откуда ни возьмись появилась Ленка, взвизгнувшая: «Дядька Ийон!» – и с разбега повисшая у него на шее. Да уж, действительно, дядя…
– С праздником!
– Спасибо, прелестное дитя, – знакомым уже Лесю голосом отозвался «бегемот-десантник», оглядываясь – и уставился на Леся.
– Эм… Лесь Ильин?
Сказала. Сказала, значит, пустоголовая и бестолковая Ленка, сболтнула, не подумав!..
Но Лесь на неё не сердился. Он ведь на это и рассчитывал.
– А вы откуда меня знаете? Уж не «папин ли знакомый» часом? – Лесь невольно вспомнил Виктора из ГУМа.
– Тебе Лена сказала? – в ответ спросил этот Ийон. – Да, я друг твоего папы.
Лесь встал, напрягшись, и почувствовал, как мигом взмок. Вот оно. Началось…
– Тогда, может, скажете… какое прозвище у папы было в Рязанке?
На лице Ийона отразилось недоумение.
– Ну… Не Дон, нет?
– Пальцем в небо, – не очень-то и вежливо фыркнул Лесь. – Папин позывной всякий дурак может узнать! Но я доверяю только тем, «рязанским» его друзьям. А голубой берет хоть я нацепить могу! – скользнул он взглядом по берету Ийона.
– Эй, Серёг, ты куда учесал?.. – ещё кто-то вышел из метро и направился к ним, но Лесь ждать не стал: двое – это уже слишком много, да и Ленка под ногами будет мешаться… Поэтому мальчик сорвался в бег и понёсся по улице во весь дух. Топот сзади подсказал ему, что только от его резвости зависит, успеет ли он подготовить «засаду».
А тот, второй, был голосом так похож на папу… «Захожанин», наверное, тот самый…
Ну, Ленка же подскажет, куда бежать этим… им ? А он… Мальчик резко остановился перед строительным «туннелем», у входа на стройку, ухватился за сетку и ящерицей взлетел на ворота. Мгновенье – и он уже с другой стороны, а здесь самая ближняя дорога к заднему входу в храм…
Ещё одни ворота, шлагбаум, чьи-то машины, ошарашенные полицейские, мимо которых пронёсся «смерч» тринадцати лет отроду… Слава Богу, дверь открыта! Вверх, вверх, всё выше… Второй этаж, третий, чердак… Тут Лесь остановился, скинул рюкзак на пол и долго стоял, уперев руки в колени – переводил дух. Ждал. Пытался убедить себя, что не боится.
Ну вот ни капельки не боится! Честно-пречестное слово!
Потом вынул пистолет, проверил магазин – ага, раз, два, три… Девять выстрелов. Ну да, всё верно, в Центре Лесь выстрелил четырежды, тринадцать минус четыре – девять…
Снять с предохранителя. Взвести курок. Взяться двумя руками.
«Я не боюсь!»
Ни капельки. Как Кукша, когда он стал уже взрослым и служил в Царьграде.
«Надо попросить Рюрика, чтобы всё-таки научил рубиться на мечах…» – пронеслась идиотская мысль в голове… и именно в этот момент Лесь услышал, что кто-то поднимается. Уже здесь.
Взгляд плотно залип на мушке и никак не хотел сдвигаться, так что вместо человека Лесь видел расплывчатое пятно.
– Стойте! Или я стрелять буду! – голос дрогнул, но только чуть-чуть, почти незаметно. Лесь знает, что пистолет смотрит точно в грудь остановившемуся на последней ступеньке человеку.
Молчание. Долгое. Руки начали ходить ходуном, но усилием воли Лесь заставил их снова застыть. Наконец, преследователь полюбопытствовал:
– А что, я должен испугаться синяка от выстрела из МР-654К? – в голосе неподдельный интерес.
Господи, как же похож голос на папин! Только думать об этом нельзя, нельзя…
Лесь сдвинул ствол чуть вверх:
– А если в глаз? Я умею стрелять.
– Не сомневаюсь.
– Так что стойте, где стоите, и не проверяйте, – храбрость потихоньку возвращалась к Леся, и взгляд, кажется, наконец, может отлипнуть от мушки и сфокусироваться на преследователе.
– Я и не собираюсь. Просто давно хотел спросить: а ты разве спрашивал у меня разрешение пневматику забрать с собой?..
Ствол покачнулся. Лесь вытаращил глаза… и выронил пистолет.
Самый лучший, самый надёжный, самый проницательный человек на свете наконец преодолел последнюю ступеньку, и Лесь бросился к нему, и снова в глазах расплывалось. Что, неужели плачет?
– Леська-Олеська… – смешное и совсем необидное, хоть и «девчачье» прозвище прозвучало устало, ласково и облегчённо.
– Пап… Папа! А… А Центр?
Читать дальше