Лев Гумилевский - Кладбище мамонтов

— Тогда пойдем! Иди и бери того, чьим кладбищем называют этот остров!

Человек в очках протянул руку, и Сын Гостя пожал ее. Красные языки пламени, крутившиеся в очаге, погасая, сверкнули на стеклах глаз гостя, и Сыну Гостя глаза эти показались действительно видящими сквозь землю.

Они вышли вместе, и собаки завыли, срываясь с привязов. Сын Гостя не взял их и, когда вой их остался неслышным, человек в очках начал спрашивать, черна ли шерсть мамонта и красен ли подшерсток, велики ли бивни и не нашлось ли остатков пищи в его зубах.

Сын Гостя ответил вопросом:

— Никто не может знать шерсти зверя, которого видел я! Разве я не первый нашел его?

Человек в очках улыбнулся:

— В стране, где живут русские, есть музеи и в этих музеях можно видеть чучелы мамонта. Ты не первый нашел его!

Сын Гостя замолчал и молча привел человека в очках к месту находки.

Еще двадцать солнц встало за ледяной океанской скалою и столько же их упало невдалеке в розовую океанскую даль. Белые ночи наливались тенями, и розовые детеныши лебедей пробовали первые размахи своих крыльев.

Огромная туша мамонта вышла из-под земли. Парусный каюк подвели осторожно к берегу и в него грузили мамонта, распиленнаго на части, как камни. Человек в очках подбирал клочья шерсти и спрятал между двумя листами бумаги остатки травы, найденной во рту мамонта. Сын Гостя смотрел на человека в очках с изумлением. Возвращаясь с каюка за новым куском животного, он сказал:

— Стекла делают глаза твои зоркими, как у орла, но уши твои не имеют стекол, а я слышу приближение бури! Вели уйти каюкам за остров, как только мы погрузим твоего мамонта, потому что океан прибьет к острову ледяные горы, которые легче, чем лебедь погружает в воду свою голову, потопят твой каюк на дно моря!

Человек в очках слушал и кивал головою. Он ходил по могиле мамонта и собирал клочья шерсти, тер в ладонях куски земли и пробовал ее вкус.

Последнею грузили на каюк голову животного. Ее несли на плечах четыре человека, и они гнулись под тяжестью. Крутой, как рог, бивень лежал на плечах Сына Гостя, длинная грива шеи мамонта везлась по земле и путалась в его ногах. Человек в очках поддерживал ее и говорил, сияя восторгом сквозь блестящие стекла:

— Разве одна только Россия будет знать о нашей находке? Весь мир будет говорить о ней, и много людей приедут в Якутию для того, чтобы смотреть мамонта и изучать каждый клочок его шерсти! Мы везем вашей родине, Сын Гостя, подарок, который поставит ее в центр внимания не одного, ученого в мире! Сын Гостя! Ты получишь избу и плуг и хозяйство!

Сын Гостя слушал и говорил:

— Торопись увести каюк! Берег океана опасен для такого судна!

Но после погрузки животного нужно было еще погрузить землю, в которой его нашли, и стены его могилы.

В сумерки же тунгусы не захотели вести каюк, потому что не было попутного ветра и путь вблизи берега не был безопасен. Человек со стеклами на глазах сидел на берегу и смотрел вдаль. Сын Гостя напрасно звал его в урасу — он оставался сторожить каюк и людей, спавших на берегу у костра.

Ночью неожиданно взвыл океанский ветер. Люди проснулись от ветра и холода. Сын Гостя вышел на берег смотреть, как будет гибнуть судно.

С быстротой парусных судов неслись на остров ледяные скалы из темной дали. Человек в очках метался между людьми, приказывал и просил, они качали головами и смотрели.

— Йоры не любят, когда люди мешаются в их игры, — сказал Сын Гостя, — и никто не заставит сойти сейчас в море с берега тунгуза или якута. Молчи и жди — может быть, йоры пронесут мимо льды!

Человек в очках — замолчал. Он молчал долго, уверившись в бесполезности просьб и приказаний. Он смотрел, как жался к берегу прибитый, каюк, как надвигались к нему ледяные скалы, и он видел, как деревянное судно долго держалось на воде, покачиваясь и опрокидываясь, и он видел, как первая ледяная глыба разрезала его пополам со стоном и треском.

Льдина всползла на берег, щепки каюка исчезли под водою. Человек в очках закрыл лицо руками и сидел неподвижно до утра. Когда Сын Гостя отнял его руки от лица и заглянул под стекла его глаз, он увидел под ними крупные капли слез, отливавшие цветами северного сияния в блеске раннего утра.

Сын Гостя скрестил на груди руки:

— Я не плачу, хотя я потерял избу и многое другое, а ты — потерял только дохлое мясо, которое годно лишь в пищу собакам!