Александр Белогоров - Ученик чернокнижника

В этих лицах читалось столько доверчивости, любознательности, они были так полны жизни, что трудно было себе представить, что этих ребят уже давно нет на свете, что все они умерли совсем юными. По этим картинкам можно было изучать историю прически и костюма. Старых портретов в стопке оказалось несколько десятков. Затем, чем более современной становилась одежда, тем больше оказывались промежутки. Видимо, старик к этому времени научился увеличивать продолжительность действия жизненной подпитки.

Предпоследней лежала пожелтевшая черно-белая фотография. С нее смотрел серьезный мальчишка с умными глазами и широким лбом. На шее был повязан пионерский галстук. Это было то самое лицо, которое Максим видел сегодня, перед самым приходом к Афанасию Семеновичу. «Наверное, это и есть дедушкин Миша», – подумал мальчик и вздрогнул от собственной мысли. Дедушка описал своего друга довольно подробно, поэтому сомнений почти не было. До этого момента Максим в общем-то в душе не верил Афанасию Семеновичу; уж очень неправдоподобно, фантастически звучали его рассказы. Но теперь, соприкоснувшись с изображениями его жертв, Максим не знал что и думать. Особенно убедительно выглядела фотография Миши.

Максим отвел от нее взгляд и быстро зажмурился. Уж очень неприятно было видеть себя самого в компании давно умерших людей. Он прекрасно помнил, как несколько дней назад старик вдруг надумал его фотографировать. Он еще долго возился со стареньким фотоаппаратом, помещенным на трехногий штатив, а во время съемки с головой накрылся каким-то покрывалом, совсем как старинные фотографы. Только что не сказал, что вылетит птичка. Конечно, никакого значения Максим этому не придал; он только заинтересовался старинным фотоаппаратом, устройство которого Афанасий Семенович ему с удовольствием растолковал. А оказывается, его снимали для истории.

Странно и жутковато было видеть столько молодых лиц (а их здесь была почти сотня) и сознавать, что все эти жизни ушли на поддержание существования старого паука. Он высасывал из них все силы. Максим не верил, что такое возможно; ему представлялось, что все это нереально, что это какая-то грандиозная мистификация. Сейчас мальчик пытался утешить себя мыслью, что старый ученый коллекционировал портреты, а потом сошел с ума и сочинил странную и страшную историю, воплощение своей мечты. А его самого он просто загипнотизировал, предварительно показав портреты. Поэтому-то он и видел все эти лица. Вот только как далеко зашло безумие? Сможет ли он остановиться?

– Нет, они погибли не зря! – разглагольствовал тем временем Афанасий Семенович. – Ты только представь себе, как было бы облагодетельствовано человечество, если бы бессмертными стали Ньютон, Архимед, Спиноза, Леонардо! Чего бы они только не сделали, обогащенные вековым опытом! Ну ничего! Гении грядущего станут бессмертными! И я первый среди них! А для вас, погибших во имя этой цели, будет особый пантеон. Он будет таким, таким… – Афанасий Семенович с трудом облекал в слова разыгравшуюся фантазию. – Таким, что сам Хеопс сгорит от стыда и зависти в своей пирамиде. Вам будут поклоняться как великим героям! Это я тебе обещаю! – Видимо, старик был искренне убежден в своей щедрости. Он считал, что делает для Максима очень много.

– Нам будет очень приятно! – Максим хотел вложить в эти слова как можно больше сарказма, чтобы хоть как-то указать старику на неуместность его патетики, но тот так распалился, что принимал все за чистую монету. Конечно, Максиму хотелось иногда стать героем; в своих фантазиях он даже иногда героически погибал. Но одно дело тихо мечтать перед сном в мягкой постели, находясь в полной безопасности, а совсем другое – мучиться связанным на краю гибели.

– И потом, мало ли людей гибнет бесполезно, бессмысленно в любом, даже самом юном возрасте. – Старик уже не только не испытывал угрызений совести по поводу намечающегося убийства, но, наоборот, ставил его себе в заслугу. – Мои прежние ученики могли запросто погибнуть от бушевавших тогда эпидемий, пропасть ни за грош. Или быть убитыми в многочисленных войнах; пасть случайными жертвами. Да мало ли что с ними могло случиться!..

– Они могли долго и счастливо жить! – неожиданно перебил его Максим.

– Жизнь полна страданий, – ответил слегка опешивший старик. – Уж я-то это знаю как никто другой! И потом, что такое жизнь нескольких мальчишек по сравнению с возможностью вечного творчества для великих! Да один Пастер или Кох спас их миллионы своими открытиями, а мог бы миллиарды, будь кто-то из них жив до сих пор. Нет! – Он потряс перед носом Максима своим крючковатым пальцем. – Прогресс требует жертв! Это дело не сантиментов, не личных чувств, а статистики. Вот ты, – он с сожалением посмотрел на мальчика, – мне очень симпатичен. Я к тебе привязался. Но мне придется подавить в себе эту привязанность ради великой цели.